Последние неакадемические комментарии — 4. Евгений Степанов.
Страница 5

Ахматова-III-1983 Анна Ахматова. . YMCA-PRESS, PARIS, 1983, сс.383-385

Берберова-1996 Н. Берберова. Курсив мой. Автобиография. М., изд-во «Согласие», 1996.

Большая Советская Энциклопедия, тт. 1 — 30. М., Советская Энциклопедия, 1970-1978.

Гумилёв-1991-1...3 Гумилёв Николай. Сочинения в трех томах

Жизнь Гумилёва-1991 Жизнь Николая Гумилёва. Воспоминания современников. Ленинград, 1991.

Записки кавалериста Николай Гумилёв. Записки кавалериста и комментарии к ним Е. Е. Степанова в ПСС-VI.

Записные книжки Анны Ахматовой (1958 — 1966). «Giulio Einaudi editore», Москва — Torino, 1996.

Николай Гумилёв. Исследования и материалы. Библиография«Наука». 1994.

Кралин-1,2 Анна Ахматова. Сочинения в двух томах. Составление и подготовка текста М. М. Кралина. Москва, Изд-во «Правда», 1990.

Лукницкий-I Лукницкий П. Н. Том I. 1924-1925. YMCA-PRESS, Paris, 1991

Лукницкий-II Лукницкий П. Н. Acumiana. Встречи с Анной Ахматовой. Том II. 1926-1927. YMCA-PRESS, Русский путь. Париж-Москва, 1997.

«Лица-9». Феникс. С.-Петербург, 2002.

Неакадемические комментарии-1...3 Степанов Е. Е. Неакадемические комментарии 1-3 в журнале: http://www.utoronto.ca/tsq/ (Toronto Slavic Quarterly

НП-1987 Р. Тименчик. Неизвестные письма Н. С. Гумилёва. В «Известиях Академии наук СССР Серия литературы и языка», том 46, №1, 1987.

Пунин-2000 Н. Пунин. «Артист. Режиссер. Театр», 2000.

ПСС-I...VIII Гумилёв Н. С. Полное собрание сочинений. М., Воскресенье, тт.I-VIII, 1998-2007.

РНБ Российская национальная библиотека (С.-Петербург). Отдел рукописей.

Тименчик-2005 Р. Тименчик. Анна Ахматова в 1960-е годы. Водолей Publishers. The University of Toronto. Москва, Toronto — 2005.

Любовник. Рыцарь. Летописец. Еще три сенсации из Серебряного века. СПб., «Сударыня». 2005.

Хроника-1991 Степанов Е. Е. Николай Гумилёв. Хроника / В кн.: Николай Гумилёв. Сочинения в трех томах

Хроника-1920-х годов Литературная жизнь России 1920-х годов. События. Отзывы современников. Библиография. Том 1. Части 1-2. Москва и Петроград. 1917-1922 гг. Москва, ИМЛИ РАН 2005.

Черных-I...III В. Черных. Части I — III. Изд-во «Эдиториал УРСС», 1996 — 2001.

Шубинский-2004 Шубинский Валерий. Николай Гумилёв. Жизнь поэта

1. Степанов Е. Е. Неакадемические комментарии в журнале: http://www.utoronto.ca/tsq/, Toronto Slavic Quarterly, №№ 17, 18, 20.

2. Валерий Поволяев. Браслеты для крокодила Роман о Николае Гумилёве. ЗАО Издательский дом «Парад», 2006. — Африка и война. Но, начав ее читать, мне стало ясно — осилить ее до конца (в отличие от автора — см. ниже) сил у меня не хватит. Приведу в качестве примера хотя бы такой пассаж. Повествование начинается с того, как Гумилёв едет по Африке в купе поезде с неким французом Жано. Поезд непрерывно обстреливается отравленными стрелами масаев и, чтобы отвлечься, Гумилёв соглашается сыграть в кости с французом. Естественно, проигрывает ему все «экспедиционные деньги», собирается стреляться, но, как требует жанр романа, в последний момент ему выпадает «флешь», и он отыгрывается. Напоминаю, повесть «документальная», и вскоре становится ясно, что автор пытается рассказать о путешествии 1910-1911 годов (смотрите «Неакадемические комментарии — 2»). По ходу дела, Гумилёв, решив, что час настал и пора стреляться (проиграно все, включая нательный крестик), вспоминает «маленького Ореста», сына от О. Н. Высотской (смотрите «Неакадемические комментарии — 3»). Прямо плакать хочется, и пересказывать дальнейшее я не решаюсь... Приведу лишь пару цитат из аннотации и послесловия автора. В аннотации сказано: «...Произведение основано на мемуарах, новых, секретных документах, рисующих бунтующую личность поэта в мятущейся обстановке Первой мировой войны, революции...» ...Ох уж эти «секретные материалы» — смотрите вступление к «Неакадемическим комментариям — 1». А в послесловии (важное свидетельство!) автор раскрывает имена подлинных знатоков Гумилёва и хранителей «секретных материалов«: «... И последнее. Без помощи друзей, знатоков Гумилёва, мне эту книгу вряд ли дано было осилить. Поэтому я хочу выразить глубочайшую благодарность кинодраматургу Владимиру Акимову, главному специалисту Генеральной прокуратуры Российской Федерации Георгию Миронову (возможно, один из «главных специалистов» и поставщик «секретных материалов» — прим. Степанова), литературоведу Ивану Панкееву, заместителю директора завода «Красный пролетарий» Геннадию Кузнецову (ничего не имею против того, чтобы директора заводов интересовались и любили творчество поэта, но вряд ли это — «главный специалист» — прим. Степанова) и генерал-лейтенанту запаса Леониду Шебаршину (думаю, все-таки именно Леонид Владимирович Шебаршин был главным поставщиком «секретных материалов» для книги; как-никак, с 1962 года он — сотрудник Первого Главного управления КГБ СССР (внешняя разведка); с 1983 заместитель, а затем начальник информационно-аналитического управления ПГУ КГБ СССР; с 1987 года — заместитель начальника внешней разведки; в 1989 году назначен начальником ПГУ КГБ СССР, затем заместитель председателя КГБ, после августа (до сентября) 1991 года исполнял обязанности председателя КГБ; короче, он, безусловно, располагал «секретными материалами», с которыми поделился со своим другом — прим. Степанова) за помощь, оказанную в работе над романом. Если бы не ваши, друзья, советы, поправки, консультации, помощь словом и делом, этой книги могло бы и не быть. Вот, собственно, и все». Честное слово, иногда лучше не иметь столько «друзей-знатоков», тогда оставалась бы хоть небольшая надежда, что «книги могло бы и не быть». Завершается повесть нетипичными, в своем роде уникальными многостраничными «информативными» комментариями, из которых читатель впервые узнает о таких малознакомых ему понятиях, как «Лувр», «Царское Село», «Аничков мост», «верста», о малоизвестных литераторах и политических деятелях — Чуковский, Вячеслав Иванов, Михаил Кузмин, Теофиль Готье, Городецкий, Керенский, Мережковский, Гиппиус, Распутин, Ремезов, Замятин, Андрей Белый, Мандельштам, Деникин, Юденич, Ворошилов и кучу других ценнейших сведений, даже откроет для себя, что — «Новый Свет — Америка»!

«Комментариями» и тоже имеющую к ним некоторое отношение. Это уже не роман, а «научное изыскание», о котором сказано в предисловии небезызвестным «скандалистом» Виктором Топоровым: «Перед нами вполне традиционное исследование в духе вересаевских «Пушкина» и «Гоголя». Главное слово предоставлено здесь очевидцам...» Тамара Катаева. АНТИ-АХМАТОВА. Москва, ЕвроИНФО, 2007«прокомментировать» всю жизненную и творческую биографию Ахматовой и «поставить» ее на то место, которое, она, по мнению автора, заслуживает. Приводить цитаты из нее — бессмысленно (скорее, противно), однако пролистать ее полезно; книге создана шумная реклама (почему я и упомянул ее здесь). Отмечу лишь остроумную рецензию в журнале «Афиша», №20 (211), 2007, с.37, начинающуюся как раз с цитаты (в такой стилистике написана вся книга): «Анна Ахматова, сытая, пьяная, получающая медали, желающая, чтобы ее 90 килограммов тела доставили — на правительственном! на специальном! самолете, в брюхе летучей рыбы или как там!. . — в Ленинград вместо нескольких мешков муки, чтобы она могла напомнить о себе любовнику...». Все позднее творчество Ахматовой объясняется Катаевой чисто медицинскими диагнозами — среди названий глав книги можно встретить и такие: «Шпиономания» и «Попытка срама или Постменопауза». Книгу эту, наверное, можно поставить на книжной полке бок о бок с упомянутой выше повестью о Гумилёве, как примеры литературного бесстыдства. Парадоксально то, что хотя конечные цели и оценки автора повести о Гумилёве, автора «исследований» об Ахматовой и автора разбираемых мною «академических комментариев» об обоих поэтах в 8 томе ПСС, которые «выставляют» они своим героям (в них совершенно не нуждающимся!), диаметрально противоположны, во всех случаях используются одни и те же приемы, наработанные десятилетиями развития советского литературоведения — подтасовка фактов и заранее выстроенные концепции, которые необходимо «научно» обосновать через приводимые «факты». Все это делается с учетом уровня подготовки читателя (как правило, низкого, но желающего узнать что-то новое о знаменитых поэтах), с целью навязать свое мнение... И авторам это, к сожалению, удается. По крайней мере, «Анти-Ахматова» стала бестселлером. И главная беда, по моему мнению, состоит в полном отсутствии публикации подлинных документов.

Поскольку я коснулся здесь рецензирования недавно вышедших книг, упомяну еще одну, прочитанную уже после «Анти-Ахматовой»Виталий Шенталинский. «Преступление без наказания». Документальные повести. «Прогресс-Плеяда», 2007. Это третья часть его «трилогии» (так написал об этом в предисловии поэт Владимир Леонович). В. Шенталинский — председатель комиссии по творческому наследию репрессированных писателей, который смог ознакомиться с оригиналами многих «дел» на писателей. В этой книге приводится множество документов по делам Н. Гумилёва, Л. Гумилёва, Ахматовой и других жертв репрессий (в том числе, с факсимильными копиями ряда документов). Делам Гумилёвых и Ахматовой отведено более 200 страниц из общих шестисот. Хотелось бы порекомендовать заинтересованным читателям (и лично Тамаре Катаевой!) прочитать эти книги — параллельно. Вопросы о «шпиономании» Ахматовой и ее «сытой и пьяной жизни», о безразличии к судьбе сына можно было бы сразу же снять. Настоятельно рекомендую внимательно прочитать эту книгу, которой, увы, не грозит судьба — стать бестселлером. Более всего меня потряс опубликованный в книге документ о судьбе огромного, трехтомного, на 900 страницах дела Ахматовой, составлявшегося на протяжении десятилетий, от начала 20-годов до 23 ноября 1958 года. Вот что пишет об этом сам автор: «... 900 страниц, три тома. Хроника жизни поэта глазами госбезопасности. Наверняка со стихами. Бесценный материал! Литературный памятник! Так и издать бы все три тома, факсимиле. «— Уничтожено, 24 июня 91-го, по приказу руководства КГБ по Ленинградской области», — таков был ответ, когда я официально, от лица Комиссии по творческому наследию репрессированных писателей, запросил это дело для изучения. Так, значит, уничтожили, и когда — перед историческим августовским путчем. Но зачем, ведь уже весь мир знает — это великий поэт, классик! И к своим прежним черным одеждам гэбисты могли бы хоть белую заплаточку пришить и потом сказать: зато мы вернули миру, спасли одно или, может быть, несколько стихотворений Ахматовой. И недостающие факты ее жизни. Объяснили: «— Статья семидесятая отменена, держать материалы после отмены статьи незаконно... <...> А впрочем, все ясно — заметали следы, чтобы оправдать свое ведомство в глазах потомства». От себя замечу — и для того, чтобы у нас вскоре появилось как можно больше таких «исследователей», как Тамара Катаева. Страшно и то, что наверняка уничтожены были тысячи таких дел, с бесценными рукописями, которые, увы, горят. Преступление, которому не будет наказания...

3. «Академического полного собрания сочинений Н. С. Гумилёва». На подготовительном этапе, действительно, шла интенсивная работа, в результате которой было выявлено множество совершенно новых сведений, фактов, документов. Книга рождалась «в муках» — через переписку автора комментариев с замечательным исследователем творчества Николая Гумилёва англичанином Майклом Баскером, консультации с другими специалистами. Тщательно выверенные тексты писем, со всеми их описаниями и комментариями, отсылались в редакцию, при этом предполагалось, что будет действовать «обратная связь». По крайней мере, изначально оговаривалось, что мы будем полностью в курсе того, что принимается и что отвергается, с соответствующей аргументацией. (Замечу, что вся рабочая переписка сохранилась, надеюсь ею воспользоваться, если удастся переиздать книгу с другими комментариями.) Увы, ничего подобного не произошло. За все время — ни единого отклика. (Извиняюсь, я ошибся, один отклик был — это отвергнутые редакцией комментарии к первому сохранившемуся письму Гумилёва Ахматовой, №116, благодаря чему и появились «Неакадемические комментарии».) Мы наивно полагали, что молчание — знак согласия. На самом деле в ход пошли почти не выверенные начальные тексты комментариев (и часто — даже самих писем!), с очень сомнительными построениями и выводами, типа тех, которым посвящен этот выпуск. Это одна из причин, почему я уделил им здесь такое внимание. К сожалению, таких примеров в книге — множество, разбирать все их — бессмысленно. Кое-что из нашей наработки все-таки вошло в книгу, но отделить «зерна от плевел» читателю будет чрезвычайно трудно. Зато почва для новых «романов» подготовлена урожайная... Книга была сдана в издательство, но окончательного текста мы так и не увидели. Верстку из московского издательства «Воскресенье» я неофициальным путем получил в конце сентября 2006 года. В выходных данных тома указано — сдано в набор 26 июня 2006 года, подписано в печать 30 августа 2006 года. Я сразу же обратил внимание на фантастическое количество ошибок, описок, не внесенных исправлений — даже в сверенные по автографам исходные тексты писем. Не говоря уж о грубейших фактических ошибках. Приведу лишь один пример. Во вступительной статье полученной мною верстки было сказано: «Связность этого «эпистолярного повествования», являющегося неоценимым материалом как для биографов поэта, так и для историков «серебряного века» нарушается... периодом российской «смуты» осени 1917 — весны 1918 гг., во время которой Гумилёвская корреспонденция из Парижа и Лондона либо не доходила до России, либо уничтожалась адресатами (либо исчезла впоследствии, как исчезли письма поэта к родственникам). По крайней мере, никаких писем Гумилёва, помеченных этим месяцами (так — ошибок и описок чудовищное количество!) мы в настоящее время не знаем...» Тот, кто это, писал, видимо, забыл заглянуть в содержание тома. В его состав, естественно, вошли письма 1917-1918 гг. из Парижа и Лондона — Ахматовой, Лозинскому, Ларионову (№№166-169). Кстати, недавно обнаружилось еще одно, не попавшее в том письмо М. Ларионову из Лондона 1918 года, написанное за пару месяцев до возвращения в Россию. Эта верстка дошла до печати лишь в начале 2007 года, я пытался хоть как-то вмешаться, чтобы внести исправления в очевидные ляпсусы, ошибки и описки... Ничего не получилось. Книга пошла в печать без единой считки верстки, абсолютно в том же виде, как полученный мной в сентябре файл книги (в формате верстки, программа PageMaker). Содержание самих комментариев я в данном случае не рассматриваю — что есть, то есть, последнее слово остается всегда за редактором. Поэтому и остались в комментариях такие перлы, как фраза перед каждым письмом: «При жизни не публиковалось», но изъяты, как несущественные, описания конвертов с пометками и штемпелями, а также и самих писем (бумага, чернила и прочее). Мое наивное предположение, что первая верстка должна затем подвергаться хоть какой-то считке и корректуре, оказалось ошибочным. О таких «мелочах», как отсутствие «Именного указателя» я и не заикаюсь — кому он нужен в «эпистолярном» томе. Одним словом — первое «Академическое издание» полного собрания сочинений Николая Гумилёва, можно сказать, состоялось! Говорю так, потому что одновременно с 8 томом редакция передала в издательство и заключительный, 9 том, куда, как предполагается, войдут все переводы (полнейший бред — одних переводов наберется, минимум, на два тома!), с многочисленными дополнениями, надписями на книгах, библиографией и прочими материалами. В каком виде — можно только догадываться. Но главное дело сделано, можно поставить «галочку». Не войдет в заключительный том (ранее это намечалось) только моя расширенная (по сравнение с изданием 1991 года) и атрибутированная «Хроника жизни Николая Гумилёва», о чем я сожалею, но надеюсь на то, что ее удастся еще опубликовать. Жаль, что издание ПСС Николая Гумилёва оказалось торжеством «социалистического принципа«: главное — успеть сдать «объект» к намеченному сроку и «застолбить приоритет».

4. Хроника-1991, сс.382-387.

5. — ПСС-VIII, №33, с.241 и 596.

6. Сестра поэта Г. Адамовича Татьяна Викторовна Адамович, в замужестве Высоцкая (31.01.1894, Петербург — 2.04.1970, Варшава) с юности занималась танцами, позже, после революции была создательницей собственной балетной школы в Польше. Ей посвящен сборник Н. Гумилёва «Колчан». В 1918 году она вышла замуж за профессора музыки С. Высоцкого, сменив при этом фамилию, и всю жизнь прожила в Польше. В БСЭ-20 (1975 г.), в статье «Польша», Т. Высоцкая упоминается как ведущий польский балетовед. В Варшаве, еще при жизни, она издала книгу воспоминаний, в которой имя Гумилёва, фактически, не упоминается — Wysocka Tacjanna . Wspomnienia . Warszawa, 1962. Все, что удалось «наскрести» там, касающееся юности и России, вошло в книгу «Жизнь Гумилёва-1991», с.88, чуть более страницы сомнительного содержания, касающегося устраиваемых в доме приемов («jour-fixe») с участием поэтов, в том числе Ахматовой, Кузмина, Гумилёва, Бальмонта, Блока, Есенина и др. Гумилёв упоминается единственный раз, и только в этом ряду. Затем она перечисляет посетителей «Бродячей собаки» — Блок, Ахматова, Брюсов, Бальмонт, Есенин, Северянин и Вертинский. Весьма своеобразный «документ», опираться на который вряд ли стоит. Большого труда стоило найти ее не очень качественную фотографию «польского периода». Остается пока даже не выясненным, контактировала ли она с жившим в Париже братом. Пожалуй, наиболее достоверные и интересные сведения о Татьяне Адамович «Петербургского периода» можно найти в книге Берберова-1996, сс.91-93, 101. Во время войны и до революции Татьяна Адамович преподавала в Петрограде, в гимназии — французский язык. У нее с осени 1914 года училась Нина Берберова. Любопытно, что именно Татьяна Адамович, на вечере «Поэты — воинам», состоявшемся в «Зале Армии и Флота» на Литейном проспекте 28 марта 1915 года, познакомила юную Нину Берберову с Анной Ахматовой.

7.

8. — 1919) посвящены многочисленные публикации, но наиболее полно она изложена в Ахматова-III-1983, сс.371-427 (в Приложении к тому, в статье Г. П. Струве «Анна Ахматова и Николай Недоброво»; цитируемые письма были первоначально подарены Борисом Анрепом Г. Струве). Фрагменты из писем Н. В. Недоброво Борису Васильевичу Анрепу (1883 — 1969) цитируются по указанной работе. Оригиналы писем в настоящее время хранятся в РНБ., Ф.1088, архив В. А. Знаменской. Николай Недоброго и Борис Анреп подружились в 1899 году, когда оба они оказались учениками 6-го класса 3-й харьковской гимназии. С Ахматовой Недоброго сблизился (познакомились они, видимо, раньше, в «Лукницкий-II», с.33, называется «до 1910») весной или летом 1913 года, и вскоре это знакомство переросло более, чем в дружбу. Близкие отношения сохранялись до тех пор, пока в 1915 году Недоброво не свел Бориса Анрепа с Ахматовой. Это знакомство оказалось роковым для его отношений как с Анрепом, так и с Ахматовой.

9. ЗК Ахматовой, с. 285. С Борисом Анрепом мы еще столкнемся несколько позже, но уже не как с «другом» Ахматовой, а как приятелем и начальником Гумилёва по военной службе в Лондоне в 1918 году. Здесь важно обратить внимание на хитросплетения личных взаимоотношений участников описываемых событий.

10. Имеется в виду статья Н. В. Недоброво «Анна Ахматова», впервые опубликованная в журнале «Русская мысль», №7, 1915, разд. II, сс.50-68. Однако написана статья была, как свидетельствует сам Недоброво, в январе — марте 1914 года (Черных-1, сс.68-70).

11. Подробное описание этой мозаики дано в книге: Григорий Кружков. Ностальгия обелисков: Литературные мечтания. М.: Новое литературное обозрение, 2001. С.398-408. Там же он предлагает интересную версию происхождения сюжета мозаики — акростих Гумилёва (АННА АХМАТОВА) «Ангел лег у края небосклона...» (ПСС-III, №54). Г. Кружков, знаток английской литературы, указывает и еще на одну мозаику Бориса Анрепа в Соборе Христа Владыки (Christ the King) в маленьком ирландском городке Маллингаре. Как пишет Г. Кружков, «1954-й год в католическом мире был объявлен годом, посвященным Святой Марии, и многие церкви заказывали украшения в ее честь. Борис Анреп выполнил мозаику, изображающую «Введение Богородицы во храм». В центре композиции — Святая Анна с большим нимбом вокруг головы и крупной надписью: S:ANNA.

«Святая Анна» в Соборе Христа Владыки в Маллингаре.

По мнению самих маллингарцев, черты Святой Анны на мозаике Анрепа имеют портретное сходство с Анной Ахматовой...»

12. Явная отсылка к уже написанному и обращенному к Недоброво стихотворению Ахматовой «Покорно мне воображенье / В изображеньи серых глаз / В моем тверском уединенье / Я горько вспоминаю Вас...». Стихотворение написано в июле 1913 года.

13. Отметим здесь (чтобы более к этому не возвращаться), как «интимные стороны жизни друг друга» отражены не в многочисленных «мемориях» и «художественных произведениях», а в некоторых документах, исходящих от самих участников событий, заслуживающих внимания и незамеченных многими исследователями. Оправданием того, что я решился затронуть «интимные стороны жизни друг друга», может служить крайне любопытная выписка из дневника одного из участников событий, Н. В. Недоброво (см. Тименчик-2005, с.9, текст далее выделен Степановым): «Вчера, когда я лег спать и сначала не мог заснуть, я в полузабытьи думал о расчленении истории литературы. И мне пришло в голову следующее. Изучая поэта, надо изучать отдельно три порядка явлений: все внешние влияния на поэта, его интимный творческий процесс и вообще его думу, его произведение и восприятие его человечеством». Я постараюсь затронуть только «первый порядок явлений» — «внешние влияния на поэта», фактически — его реальную биографию, которую составляют часто случайные встречи и события, но которые не могут не влиять на «интимный творческий процесс и вообще его думу». Считаю себя не достаточно компетентным, чтобы затрагивать сам творческий процесс, для этого есть серьезные специалисты, одному из которых, Р. Д. Тименчику, я особенно благодарен за ценные указания, замечания и дополнения. Правда, по этой причине данное примечание сильно увеличилось в объеме и вылилось в некое «лирическое отступление».

«интимные стороны жизни друг друга» отразились в дневниках П. Н. Лукницкого, составленных на основе бесед с Ахматовой во второй половине 1920-х годов. Интерес к этой стороне жизни Гумилёва, с одной стороны, Лукницкого, и откровения, с другой стороны, Анны Андреевны становятся понятными после публикации «интимной тетради» Лукницкого в первой части последней книги В. К. Лукницкой (27.01.1927 — 6.04.2007) «Труды и дни», (сс.35-69.) В дневниках Лукницкого Анна Андреевна отводит много места увлечениям Гумилёва, неоднократно возвращается, по просьбе Лукницкого, к составлению «Донжуанского списка» Гумилёва (Лукницкий-I, сс.146, 148, 157, 179, 180; Лукницкий-II, с.101). Любопытно то, что в дневниках Лукницкого говорится именно о «Донжуанском списке». По всей вероятности, такой «контекст» появился после выхода в 1923 году, в издательстве «Петроград», книги П. К. Губера «Дон-Жуанский список А. С. Пушкина». Ахматова была знакома с Петром Константиновичем Губером (1886 — 1941) лично, его имя упоминается в дневниках Лукницкого (Лукницкий-I, с.52). Но мне кажется более любопытном соседство имен, зафиксированное в «Хронике 1920-х годов», в записи от 11 февраля 1921 года: «Петроград. Торжественное собрание представителей литературных и культурно-просветительских учреждений и организаций Петрограда в связи с 84-й годовщиной смерти Пушкина (Дом литераторов); пред. Н. Котляревский; поч. пред. А. Кони. В президиуме — А. Ахматова, А. Блок, Н. Гумилёв, М. Кузмин, М. Кристи, Б. Модзалевский, И. Садофьев, Ф. Сологуб, В. Ходасевич и П. Щеголев; секретари собрания — П. Губер и Б. Харитон...» Вряд ли можно сомневаться в том, что «Дон-Жуанский список Пушкина» Ахматова прочитала внимательно. Здесь неуместно приводить все составленные Ахматовой списки увлечений Гумилёва, но стоит отметить, что как в записях Лукницкого, так и в собственных «Записных книжках» она почти ни словом не обмолвливается о собственных «романах», которые, как будет сказано ниже, были. Что касается записей Лукницкого — единственным исключением, и то с оговорками, можно считать частые упоминания (естественно, помимо Гумилёва) Бориса Анрепа. Например, Лукницкий записывает рассказ Ахматовой про Анрепа: «...Во время войны Б. В. (Борис Анреп) приехал с фронта, пришел к ней, принес ей крест, который достал в разрушенной церкви в Галиции. Большой деревянный крест. Сказал: «Я знаю, что нехорошо дарить крест: это свой «крест» передавать... Но Вы уж возьмите!..» Взяла. Потом опять не виделась с ним. Когда началась революция, он под пулями приходил к ней на Выборгскую сторону, и не потому что любил — просто так приходил. Ему приятно было под пулями пройти» (Лукницкий-I, с.41). Оставим такую оценку поведения Анрепа на совести Ахматовой, но, согласитесь, довольно странно звучит — «не потому что любил», а — «приятно было под пулями пройти»... Про Недоброво упоминаний много, но 99% — как об участнике литературной жизни и авторе статьи. Лишь в двух местах она «проговаривается», Лукницкий честно фиксирует ее слова, но, видимо, большого значения им не придает: «Недоброво — аристократ до мозга костей, замкнутый, нежный» (Лукницкий-I, с.208). И, как мне кажется, более существенное свидельство-опасение: «Мне надо выяснить, что из касающегося АА есть у Голлербаха. АА очень боится, что ее переписка с Недоброво в руках Голлербаха. (Когда Недоброво заболел туберкулезом и был отправлен на юг, его квартира в Ц<арском>.С<еле>. осталась пустая. Всеми пустующими квартирами, представляющими художественную ценность, заведовал, по службе, Голлербах. Он не поленился, вероятно, узнать, что есть в квартире Недоброво, и если обнаружил там эту переписку, конечно, не постеснялся прибрать ее к рукам...» (Лукницкий-I, с.129) Эти опасения оказались напрасными, но появление у Голлербаха хорошо сейчас известных писем к Сергея Штейну, в которых Аня Горенко подробно рассказывала о своем, возможно, первом серьезном увлечении, Владимире Викторовиче Голенищеве-Кутузове (1879 — ???), вызвало бурный гнев: «„...Очень неприятно сознавать, что когда я умру, какой-нибудь Голлербах заберется в мои бумаги!“ Я: „А почему именно Голлербах?“ АА рассказала мне возмутительную историю о Голлербахе, незаконно завладевшем ее письмами к С. Штейну (при посредстве Коти Колесовой), и кроме того, напечатавшем без всякого права, без ведома АА, отрывок одного из этих писем в „Новой русской книге“...» (Лукницкий-I, с.20). Отметим, что Э. Голлербах тогда привел лишь фрагмент из письма, касавшийся издания Гумилёвым в Париже журнала «Сириус», где состоялся поэтический дебют Анны Ахматовой (тогда еще — Горенко), ни словом не коснувшись отраженной в письмах «личной жизни» Ани Горенко. Сами письма С. Штейна к нему попали отнюдь не случайно — после отъезда С. Штейна из Советской России, Голлербах женился на его второй жене, упомянутой Ахматовой Екатерине Владимировне Колесовой. Первой женой С. Штейна была родная сестра Ахматовой Инна, скончавшаяся в 1906 году. Смерть сестры как раз и послужила поводом к началу ее интенсивной, недолгой, но «исповедальной» переписки с С. Штейном. Кстати, в этих же письмах (помимо Гумилёва) мельком упоминается еще одно детское увлечение — поэтом А. М. Федоровым (1868 — 1948), которому посвящено одно из самых ранних сохранившихся стихотворений Ани Горенко — «Над черною бездной с тобою я шла...», написанное 24 июля 1904 года в Одессе. Публикация Голлербахом в 1922 году крохотного отрывка из этой переписки оказалось вполне достаточным, чтобы испытывать неприязнь к нему на протяжении всей жизни. Однако со Штейном переписывалась не Ахматова, а пока еще Аня Горенко. Сохранилось другое, любопытное, но очень похожее не предыдущее свидетельство Н. Пунина о судьбе его длительной переписки с Ахматовой. Вот фрагмент его дневника (Пунин-2000, с.334), запись от 29-30 июля 1936 года (уже после первого ареста, вместе с Левой, и быстрого освобождения): «...Любовь осела, замутилась, но не ушла. Последние дни скучаю об Ан. с тем же знакомым чувством боли. Уговаривал себя — не от любви это, от досады. Лгал. Это она, все та же. Пересмотрел ее карточки — нет, не похожа. Ее нет, нет ее со мной. <...> Проснулся просто, установил, что Ан. взяла все свои письма и телеграммы ко мне за все годы; еще установил, что Лева тайно от меня, очевидно по ее поручению, взял из моего шкапа сафьяновую тетрадь, где Ан. писала стихи, и, уезжая в командировку, очевидно повез ее к Ан., чтобы я не знал. От боли хочется выворотить всю грудную клетку. Ан. победила в этом пятнадцатилетнем бою...» Так что подпускать к подробностям своей личной жизни Ахматова не хотела никого и никогда. Однако, как мне подсказал Роман Тименчик, в беседах с Лукницким Ахматова однажды продиктовала ему и свой личный «донжуанский список»! Его можно найти в разрозненных, изрезанных дневниковых записях 1927 года, 30 июля (Лукницкий-II, с.284-285; кем дневник был изрезан вряд ли удастся когда-нибудь установить, тем более узнать о том, что было вырезано). В отличие от «Пушкинского списка», с именами, этот список ограничен заглавными буквами, которые Лукницкий, видимо, позже — пытался расшифровать. Среди «расшифрованных» Лукницким фамилий — Гумилёв, Модильяни, Чулков, Недоброво, Лурье, Зубов. Некоторые инициалы остались неузнанными (Ц., Ф., К.). Заметим, что эта часть «списка», видимо, составлена «хронологически» — действительно, между Гумилёвым и Недоброво были — Модильяни и Чулков. Отметим также, что, отправившись после возвращения Гумилёва из второго путешествия по Абиссинии (Неакадемические комментарии-2) в одиночестве в Париж, в мае-июне 1911 года, Ахматова встречалась там и с Модильяни, и с Г. Чулковым. Из воспоминаний жены Г. Чулкова Н. Г. Чулковой: «Я впервые встретилась с Ахматовой в Париже в 1911 году. <...> Мы вместе совершали прогулки и посещали иногда вечерами маленькие кафе. <...> Она была очень красива, все на улице заглядывались на нее (Черных-I, сс.43-44). По сведениям Тименчика, еще один похожий «Донжуанский список» Ахматовой (но отличающийся по составу) сохранился в семейном архиве Пуниных. О нем я сказать ничего не могу...

«интимной» жизни любого человека — тем более, под видом «Академических комментариев», о которых речь пойдет далее.

14. ЗК Ахматовой, с. 342.

15. Имеются в виду знаменитые «Пятистопные ямбы» Гумилёва. Так как Ахматова обозначает их как некий важный рубеж, напомним, что первоначально написаны они были незадолго до последней африканской экспедиции, в 1912 году, впоследствии, в 1915 году, существенно переработаны. Первая публикация — в «Аполлоне», №3, март 1913 года, вторая редакция — в «Колчане» в 1916 году.

16.

17. ЗК Ахматовой, с. 529. Готов дословно повторить последнюю фразу Ахматовой, но отнести ее не к тем, о ком она пишет (Маковский и др.), а к некоторым нынешним толкователям и «исследователям» (см. примечание 2 про последнее «препарирование» жизни Ахматовой). «Кому-то просто захотелось исказить образ поэта. Не будем вдумываться, с какими грязными намерениями это было совершено, но оставить это так, как есть, не позволяет мне моя совесть...» Я не за то, чтобы наводить глянец на образы поэтов, а за то, чтобы каждый занимался своим делом. Пусть писатели сочиняют любые небылицы, но не гоже заниматься этим или копаться в грязном белье тем, чей долг — поиск новых фактов и документов, попытка нащупать истину.

18. «вечер» в дневнике П. Лукницкого, датированный 9 июня 1925 года, был посвящен расспросам обо всех «увлечениях» Николая Степановича. Начался он с вопросов о Тане Адамович и о том, «как произошло у Н. С. расхождение с Адамович? АА рассказала, что она думает об этом. Думает она, что произошло это постепенно и прекратилось приблизительно где-то около выхода «Колчана». Резкого разрыва, по-видимому, не было. Таня Адамович, по-видимому, хотела выйти замуж за Н. С.». Дальнейшая история с «разводом» относится к этому эпизоду. А завершается он таким признанием Ахматовой: «АА снова рассказывала, как она «всю ночь, до утра» читала письма Тани и как потом Н. С. никогда ничего об этом не сказала...»

19. Эмиль Жак-Далькроз (1865-1950), швейцарский композитор и педагог, создатель системы музыкально-ритмического воспитания, основанной на связи музыки с движением; система эта применялась в балетных школах и специальных институтах в разных странах, в том числе в России. Именно по его систему преподавала впоследствии Татьяна Адамович, см. примечание 5.

20. «...Блок спросил: «Вы одна едете?» (Блок очень удивил этим вопросом АА: «Блок меня всегда удивлял!») Поезд стоял минуту, может быть, 2-3, и АА уехала дальше... Потом приехала в Слепнево. В Слепневе это письмо Колино из Териок получила...»

21. ЗК Ахматовой, с.664. Запись эта сделана в 1965 году, в одной из последних записных книжек (№21), в разделе «Даты». Лукницкому Ахматова об этом визите Недоброво не обмолвилась. Встреча в Дарнице с Недоброво была, видимо, оговорена в одном из писем, которыми Недоброво собирался развлекать Ахматову в ее «Тверском уединенье»...

22. ЗК Ахматовой, с.669 и 671. «Подошла я к сосновому лесу» — Ахматова цитирует посланное Гумилёву 17 июля стихотворение, о котором будет сказано ниже.

23.

24. «Летом семнадцатого года... О дружбе А. Ахматовой и М. Лозинского». Литературное обозрение, №5, 1989, с.65. В этой публикации ошибочно указано, что «День Купальницы-Аграфены» совпадает с днем рождения Ахматовой — 11/23 июня. О каком потерянном закладе пишет Ахматова — непонятно. Тональность же письма явно перекликается с первым, упоминавшимся мною и обращенным к Недоброво стихотворением про «тверское уединенье» (см. примечание 11): «...Вы, приказавший мне: довольно, / Поди, убей свою любовь! / И вот я таю, я безвольна, / Но все сильней скучает кровь. // И если я умру, то кот же /Мои стихи напишет вам, / Кто стать звенящими поможет / Еще не сказанным словам?»

25. А. А. Гумилёва. Николай Степанович Гумилёв. В книге «Жизнь Гумилёва-1991, с.74. Воспоминания жены старшего брата поэта Дмитрия (урожденной Фрейганг), хотя и содержат ряд мелких точных деталей, во многих местах мало достоверны, и к ним надо подходить с осторожностью. Ахматова излишне резко вообще отвергала их, что также несправедливо. Между братьями не было особой близости. Писались эти воспоминания спустя много лет — впервые они были опубликованы в «Новом журнале», Нью-Йорк, 1956, №46, сс.107-126. Наибольшие сомнения вызывает дата 5-летия свадьбы, 5 июля 1914 года, так как из «Послужного списка» (РГВИА, ф.409, №153-923) следует, что 5 июля 1909 года Д.Гумилёв пребывал в полку (временно командовал 12-й ротой) и, следовательно, на собственном бракосочетании присутствовать никак не мог. Точную дату их свадьбы пока документально уточнить не удалось.

26. Точный дачный адрес Гумилёва и время его прибытия в район Териок удалось установить по письму М. В. Бабенчикова художнику Н. Н. Кульбину от 7 июля 1914 года: «...Вчера приехал в Куоккалу на семь дней Н. С. Гумилёв. Он Вас хотел бы повидать, его адрес пансион «Олюсино», комн. №7» (ГРМ, ф.134, №21, л.5, впервые указано Р. Тименчиком в НП-1987, с.72).

27. Впервые опубликовано полностью, с факсимильной копией, в журнале Аврора-1989 №6 (что в комментариях, кстати, не отмечено, точнее — было вычеркнуто). Автограф хранится в РГБ ф.474, альбом П. Н. Медведева №1, лл.34-40.

28. «Русская мысль», Париж, 20-26 января 1994; перепечатано в: Евгений Бень. Не весь реестр, сс140-145. Информпространство, Москва-Орел, 2005.

29. Шубинский-2004, с.404-405.

30. РНБ, фонд 1201, №79 (В. В. Алперс). Дневники 1910 — 1916 гг., 4 тетради: №1 — 4.12.1910 — 27.12.1912; №2 — 2.03.1912 — 13.03.1914; №3 — 15.03.1914 — 8.12.1914; №4 — 27.09.1915 — 5.07.1916. В приложении приводятся все сделанные мной выписки (с сохранением орфографии и пунктуации автора дневника), относящиеся как к Н. С. Гумилёву, так и к некоторым другим, ставшим впоследствии известными личностям. Возможно, это привлечет к дневнику внимание и других биографов. Кроме того, дневник любопытен как документ эпохи, увиденной глазами молодой девушки. Возможно, стоит опубликовать его целиком. Пока он попал только в поле зрения исследователей творчества С. С. Прокофьева.

Несколько слов об авторе дневника Вере Владимировне Алперс (1892 — 1982). В тетради №2 25 июня имеется запись: «В четверг <т.е. — 21.06.1912> <...> мне исполнилось 20 лет <...>». Следовательно, родилась Вера Владимировна Алперс 21.6.(3.07).1892 года. Дружба ее с Сергеем Прокофьевым, тогда еще мало кому известным композитором, зародилась в годы их совместного обучения в Петербургской консерватории, куда они оба поступили в 1904 году. Вера Владимировна посвятила этому воспоминания, опубликованные в сборнике: «Сергей Прокофьев. Статьи и материалы», М., 1962». Немало страниц из раннего, 1909 года, дневника своей подруги С. Прокофьев впоследствии включил в «Автобиографию» как документальные свидетельства юношеских лет (Сергей Прокофьев. Автобиография. КЛАССИКА-XXI, Москва, 2007). О семье Алперсов, богатой творчески одаренными личностями, можно прочитать в публикации «Неизбывная сила восприятия жизни». — «Советская музыка», 1991, № 2». Зародившаяся в годы знакомства их переписка была едва ли не самой продолжительной в эпистолярном наследии композитора. Переписка эта продолжалась до самой кончины композитора в 1953 году. Заметим, что умер Сергей Прокофьев 5 марта от обширного кровоизлияния в мозг через 40 минут после смерти Сталина, наступившей по той же причине... За годы совместной учебы в консерватории у Прокофьева и Алперс сложился широкий круг общих знакомых, преимущественно музыкантов. Но как следует из публикуемых мною страниц дневника, музыкантами круг знакомств не исчерпывался. Фотографии Веры Алперс удалось найти благодаря помощи сотрудников музея С. Прокофьева при детской музыкальной школе №1 им. С. Прокофьева. Опубликованы они в книгах: «Сергий Прокофьев. Дневники 1907-1933. В 3-х томах. Paris, sprkfv., 2002», и «Сергей Прокофьев. Автобиография. М., Классика XXI, 2007».

31.

32. — 1992), Анна Дмитриевна Бушен, музыковед. О Дмитрии Бушене смотрите воспоминания «Со мной говорил Гумилёв...» в книге «Жизнь Гумилёва-1991», сс.85-88. Дмитрий Бушен состоял в родстве с Кузьмиными-Караваевыми, имение которых Борисково находилось недалеко от Слепнева. Между матерью Гумилёва, урожденной Львовой, и Кузьмиными-Караваевыми тоже существовали прямые родственные связи. Отметим еще одну, пока, к сожалению, не распутанную «родственную» связь: в обозначенных выше воспоминаниях Татьяны Адамович (примечание 5) есть такая фраза: «...Мой кузен, Димка Бушен, в то время — ученик Академии искусств, приглашал своих коллег, молодых художников, которые зачастую делали эскизы портретов наиболее знаменитых наших гостей...» До сих пор Татьяну Адамович связывали с Гумилёвым только через ее брата, поэта Георгия Адамовича. Оказывается, что в жизни хитросплетения судеб значительно сложнее, и если Татьяна Адамович не ошибается, она находится в каком-то родстве и с Гумилёвым! Эту «задачу» мне решить пока не удалось. Отметим, что когда делалась эта запись в дневнике Веры Алперс, 24 августа, и она была «весь день занята Гумилёвым», сам поэт уже 10 дней пребывал под Новгородом, осваивая воинское искусство.

33. Подробно об этом смотрите мои комментарии в ПСС-8, сс.343-344.

34. РГВИА, ф.3549, оп.1, д.284. Об истории чудом сохранившихся военных документов Гумилёва смотрите «Неакадемические комментарии-3», примечание 5.

35.

36. РГВИА, ф.8034, оп.1, д.59, л.669.

37.

38. ИРЛИ, Р.1. Оп.5, №499.

391. . Вашингтон, 1968. сс.535-536. Из письма Ю. В. Янишевского Д. В. Лихачеву от 11 сентября 1966 года. При дальнейшем комментировании «Записок кавалериста» его имя еще будет фигурировать, так как в полковых документах он упоминается неоднократно, часто — в неожиданных ситуациях.

40. РГВИА, ф.3509, оп.1, д.1186

41.

42. «Послужной список» опубликован в книге «Исследования-1994», с.258. Оригинал — РГВИА, ф.409, оп.2, д.38441.

Автор выражает благодарность сотрудникам Музея С. С. Прокофьева при детской музыкальной школе №1 им. C. Прокофьева, в частности, директору музея Ирине Евгеньевне Прохиной и заведующей библиотекой Вере Николаевне Горшковой.

— Роману Тименчику, за редактирование работы, важные замечания и дополнения.