Поэт на войне. Часть 1. Выпуск 4. Евгений Степанов (страница 2)

Теперь я хочу рассказать о самом знаменательном дне моей жизни, о бое шестого июля 1915 г. Это случилось уже на другом, совсем новом для нас фронте. До того были у нас и перестрелки, и разъезды, но память о них тускнеет по сравнению с тем днем ⁹⁰.

Накануне зарядил затяжной дождь. Каждый раз, как нам надо было выходить из домов, он усиливался. Так усилился он и тогда, когда поздно вечером нас повели сменять сидевшую в окопах армейскую кавалерию.

Дорога шла лесом, тропинка была узенькая, тьма — полная, не видно вытянутой руки. Если хоть на минуту отстать, приходилось скакать и натыкаться на обвисшие ветви и стволы, пока наконец не наскочишь на круп передних коней. Не один глаз был подбит и не одно лицо расцарапано в кровь.

 — мы только ощупью определили, что это поляна, — мы спешились. Здесь должны были остаться коноводы, остальные — идти в окоп. Пошли, но как? Вытянувшись гуськом и крепко вцепившись друг другу в плечи. Иногда кто-нибудь, наткнувшись на пень или провалившись в канаву, отрывался, тогда задние ожесточенно толкали его вперед, и он бежал и окликал передних, беспомощно хватая руками мрак. Мы шли болотом и ругали за это проводника, но он был не виноват, наш путь действительно лежал через болото. Наконец, пройдя версты три, мы уткнулись в бугор, из которого, к нашему удивлению, начали вылезать люди. Это и были те кавалеристы, которых мы пришли сменить.

Мы их спросили, каково им было сидеть. Озлобленные дождем, они молчали, и только один проворчал себе под нос: «А вот сами увидите, стреляет немец, должно быть, утром в атаку пойдет». «Типун тебе на язык, — подумали мы, — в такую погоду да еще атака!»

Собственно говоря, окопа не было. По фронту тянулся острый хребет невысокого холма, и в нем был пробит ряд ячеек на человек с бойницами для стрельбы. Мы забрались в эти ячейки, дали несколько залпов в сторону неприятеля и, установив наблюденье, улеглись подремать до рассвета. Чуть стало светать, нас разбудили: неприятель делает перебежку и окапывается, открыть частый огонь.

Я взглянул в бойницу. Было серо, и дождь лил по-прежнему. Шагах в  ⁹¹ [?] передо мной копошился австриец, словно крот, на глазах уходящий в землю. Я выстрелил. Он присел в уже выкопанную ямку и взмахнул лопатой, чтобы показать, что я промахнулся. Через минуту он высунулся, я выстрелил снова и увидел новый взмах лопаты. Но после третьего выстрела уже ни он, ни его лопата больше не показались.

Другие австрийцы тем временем уже успели закопаться и ожесточенно обстреливали нас. Я переполз в ячейку, где сидел наш корнет. Мы стали обсуждать создавшееся положение. Нас было полтора эскадрона, то есть человек восемьдесят, австрийцев раз в пять больше. Неизвестно, могли бы мы удержаться в случае атаки.

Так мы болтали, тщетно пытаясь закурить подмоченные папиросы, когда наше внимание привлек какой-то  начал выглядывать в бойницу не слишком свободно, потому что в нее то и дело влетали пули, и наконец заметил на половине расстояния между нами и австрийцами разрывы тяжелых снарядов. «Ура! — крикнул я, — это наша артиллерия кроет по их окопам».

 тот же миг к нам просунулось нахмуренное лицо ротмистра. «Ничего подобного, — сказал он, — это их недолеты, они палят по нам. Сейчас бросятся в атаку. Нас обошли с левого фланга. Отходить к коням!»

Корнет и я, как от толчка пружины, вылетели из окопа. В нашем распоряжении была минута или две, а надо было предупредить об отходе всех людей и послать в соседний эскадрон. Я побежал вдоль окопов, крича: «К коням... живо! Нас обходят!» Люди выскакивали, расстегнутые, ошеломленные, таща под мышкой лопаты и шашки, которые они было сбросили в окопе. Когда все вышли, я выглянул в бойницу и до нелепости близко увидел перед собой озабоченную физиономию усатого австрийца, а за ним еще других. Я выстрелил не целясь и со всех ног бросился догонять моих товарищей.

Нам надо было пробежать с версту по совершенно открытому полю, превратившемуся в болото от непрерывного дождя. Дальше был бугор, какие-то  бы и отстреливаться, и продолжать отход, судя по обстоятельствам. Теперь же, ввиду поминутно стреляющего врага, оставалось только бежать, и притом как можно скорее.

Я нагнал моих товарищей сейчас же за бугром. Они уже не могли бежать и под градом пуль и снарядов шли тихим шагом, словно прогуливаясь. Особенно страшно было видеть ротмистра, который каждую минуту привычным жестом снимал пенсне и аккуратно протирал сыреющие стекла совсем мокрым носовым платком.

За сараем я заметил корчившегося на земле улана. «Ты ранен?» — спросил я его. «Болен... живот схватило!» — простонал он в ответ.

«Вот еще, нашел время болеть! — начальническим тоном закричал я. — Беги скорей, тебя австрийцы проколют!» Он сорвался с места и побежал; после очень благодарил меня, но через два дня его увезли в холере.

Вскоре на бугре показались и австрийцы. Они шли сзади шагах в двухстах и то стреляли, то махали нам руками, приглашая сдаться. Подходить ближе они боялись, потому что среди нас рвались снаряды их артиллерии. Мы отстреливались через плечо, не замедляя шага.

«Уланы, братцы, помогите!» Я обернулся и увидел завязший пулемет, при котором остался только один человек из команды да офицер. «Возьмите кто-нибудь пулемет», — приказал ротмистр. Конец его слов был заглушен громовым разрывом снаряда, упавшего среди нас. Все невольно прибавили шаг.

Однако в моих ушах все стояла жалоба пулеметного офицера, и я, топнув ногой и обругав себя за трусость, быстро вернулся и схватился за лямку. Мне не пришлось в этом раскаяться, потому что в минуту большой опасности нужнее всего какое-нибудь Солдат-пулеметчик оказался очень обстоятельным. Он болтал без перерыва, выбирая дорогу, вытаскивая свою машину из ям и отцепляя от корней деревьев. Не менее оживленно щебетал и я. Один раз снаряд грохнулся шагах в пяти от нас. Мы невольно остановились, ожидая разрыва. Я для чего-то стал считать — раз, два, три. Когда я дошел до пяти, я сообразил, что разрыва не будет. «Ничего на этот раз, везем дальше... что задерживаться?» — радостно объявил мне пулеметчик, — и мы продолжали свой путь.

 заметил шагах в ста группу солдат, тащивших кого-то,  него были прострелены ноги и голова. Когда его подхватили, австрийцы открыли особенно ожесточенный огонь и переранили нескольких несущих. Тогда офицер потребовал, чтобы его положили на землю, поцеловал и перекрестил бывших при нем солдат и решительно приказал им спасаться. Нам всем было его жаль до слез. Он последний со своим взводом прикрывал общий отход. К счастью, теперь мы знаем, что он в плену и поправляется.

Наконец мы достигли леса и увидели своих коней. Пули летали и здесь; один из коноводов даже был ранен, но мы все вздохнули свободно, минут десять пролежали в цепи, дожидаясь, пока уйдут другие эскадроны, и лишь тогда сели на коней.

Отходили мелкой рысью, грозя атакой наступавшему врагу. Наш тыльный дозорный ухитрился даже привезти пленного. Он ехал оборачиваясь, как ему и полагалось, и, заметив между стволов австрийца с винтовкой наперевес, бросился на него с обнаженной шашкой. Австриец уронил оружие и поднял руки. Улан заставил его подобрать винтовку — не пропадать же, денег стоит — и, схватив за шиворот и пониже спины, перекинул поперек седла, как овцу. Встречным он с гордостью объявил: «Вот, георгиевского кавалера в плен взял, везу в штаб». Действительно, австриец был украшен крестом.

Дорога из Заболотце («деревни З.») в Джарки, лес и поле перед Бугом

Только подойдя к деревне З., мы выпутались из австрийского леска и возобновили связь с соседями. Послали сообщить пехоте, что неприятель наступает превосходными силами, и решили держаться во что бы то ни стало до прибытия подкрепления. Цепь расположилась вдоль кладбища, перед ржаным полем, пулемет мы взгромоздили на дерево. Мы никого не видели и стреляли прямо перед собой в колеблющуюся рожь, поставив прицел на две тысячи шагов и постепенно опуская, но наши разъезды, видевшие австрийцев, выходящих из лесу, утверждали, что наш огонь нанес им большие потери. Пули все время ложились возле нас и за нами, выбрасывая столбики земли. Один из таких столбиков засорил мне глаз, который мне после долго пришлось протирать.

Вечерело. Мы весь день ничего не ели и с тоской ждали новой атаки впятеро сильнейшего врага. Особенно удручающе действовала время от времени повторявшаяся команда: «Опустить прицел на сто!» Это значило, что на столько же шагов приблизился к нам неприятель.

 позади себя сквозь сетку мелкого дождя и наступающие сумерки заметил что-то  же он оказывался все ближе и ближе? Я поделился своим открытием с соседями. Они тоже недоумевали. Наконец один дальнозоркий крикнул: «Это наша пехота идет!» — и даже вскочил от радостного волнения. Вскочили и мы, то сомневаясь, то веря и совсем забыв про пули.

Вскоре сомненьям не было места. Нас захлестнула толпа невысоких коренастых бородачей, и мы услыхали ободряющие слова: «Что, братики, или туго пришлось? Ничего, сейчас все устроим!» Они бежали мерным шагом (так пробежали десять верст) и нисколько не запыхались, на бегу свертывали цигарки, делились хлебом, болтали. Чувствовалось, что ходьба для них естественное состояние. Как я их любил в тот миг, как восхищался их грозной мощью.

Вот уж они скрылись во ржи, и я услышал «Мирон, ты фланг-то загибай австрийцам!» — «Ладно, загнем», — был ответ. И сейчас же грянула пальба пятисот винтовок. Они увидели врага.

Мы послали за коноводами и собрались уходить, но я был назначен быть для связи с пехотой. Когда я приближался к их цепи, я услышал громовое «ура». Но оно сразу оборвалось, и раздались отдельные крики: «Лови, держи! Ай, уйдет!» — совсем как при уличном скандале. Неведомый мне Мирон оказался на высоте положения. Половина нашей пехоты под прикрытием огня остальных зашла австрийцам во фланг и отрезала полтора их батальона. Те сотнями бросали оружие и покорно шли в указанное им место, к группе старых дубов. Всего в этот вечер было захвачено восемьсот человек и кроме того возвращены утерянные вначале позиции.

Вечером, после уборки лошадей, мы сошлись с вернувшимися пехотинцами. «Спасибо, братцы, — говорили мы, — без вас бы нам была крышка!» — «Не на чем, — отвечали они, — как вы до  австрийцы». Мы согласились, что это действительно было счастье.

 июля 1915 года у Николая Гумилёв, который заслуженно получил за него второй Георгиевский крест. И следует это не столько из достаточно спокойного, лишенного экзальтации описания автора, сколько из других официальных документов, сохранившихся в многочисленных архивных папках, где детально описываются все подробности этого боя — с разных «точек зрения».

Точность и объективность рассказа Гумилёва подтверждают свидетельские показания других участников боя, сохранившиеся в делах о представлении к наградам офицерского состава дивизии. В отличие от «вольноопределяющихся», которых представляли к награждению Георгиевскими крестами «списком», без детального и индивидуального описания «подвига», для представления к награждению высшими наградами офицерского состава требовалось подробное изложение событий как со стороны командного состава, так и ближайших свидетелей. В нашем случае особый интерес представляет дело о представлении к награждению Георгиевским оружием командира эскадрона Ея Величества ротмистра князя Ильи Кропоткина ⁹², того эскадрона, в котором служил Гумилёв (в «Записках» Илья Кропоткин фигурирует как «нахмуренное лицо ротмистра», который заглянул в «ячейку», когда Гумилёв сидел в ней вместе с корнетом — однофамильцем командира). Ведь как раз на эскадрон ЕВ пришелся главный удар австрийцев. Рассказы очевидцев боя, составленные по «горячим следам», практически, не нуждаются в комментариях, они лишь полностью подтверждают точность описания боя Гумилёвым, в  дополняя его. Из них следует то, что опасность для всех участников боя была действительно реальной, я бы сказал, более серьезной, чем это следует из Гумилёвского рассказа. В первую очередь приведем описание боя командира Уланского полка Д. М. Княжевича:

«6 июля полк занимал участок оборонительных позиций на переправах через р. Западный Буг от дер. Джарки до надписи 15. Задача полка заключалась в обороне переправ и обеспечении позиции у дер. Заболотце до подхода пехоты. Ротмистр князь Кропоткин с эскадроном и пулеметами занимал крайний левый фланг полкового участка у дер. Джарки, наиболее ответственном по условиям местности, как кратчайшее направление от противника в охват левого фланга полка. Ночью противник повел наступление по всему фронту, причем особенно энергично на участок князя Кропоткина, с явным намерением сбить наш левый фланг и, зайдя в тыл полку, отрезать путь отступления к позиции у дер. Заболотце. Оценив обстановку, ротмистр князь Кропоткин оказал противнику длительное упорное сопротивление, отражая ружейным и пулеметным огнем настойчивый натиск пехотных цепей, с расстояния, доходившего до 50 шагов. Несмотря на слабость позиции, оборудованной ночью, под проливным дождем, и потери в офицерах и нижних чинах, ротмистр князь Кропоткин стойко держался против превосходящих сил противника, являясь примером доблести и хладнокровия, и личным мужеством действуя на чинов эскадрона, чем дал возможность полку задержать противника на переправах в продолжение нескольких часов и затем в порядке отойти на позиции у д. Заболотце („деревня З.“ у Гумилёва в „Записках“) и сдать ее пехоте, подошедшей лишь под вечер. Серьезность операции противника свидетельствует результат контратаки пехоты, которой было взято под Заболотцами 14 офицерских и 840 нижних чинов одними пленными. Свиты Ев. Вел. ».

Открытое поле перед Бугом около Джарок, где залегли Уланы

Показания помощника командира полка полковника М. Е. Маслова:

«Заняв ночью на 6 июля окопы с левого фланга левого моего боевого участка, ротмистр князь Кропоткин с рассветом был атакован сильно превосходящими силами, обороняя с эскадроном вверенные ему окопы, энергичным огнем отражая повторные атаки противника. Только благодаря стойкости и спокойствию обороны удалось с горстью людей (около 50 человек) своего спешенного эскадрона отражать атаки как пулеметным, так и ружейным огнем, принимая во внимание, что окопы не были ограждены проволокой и были весьма мелкого профиля, когда и управлять ими было трудно. Несмотря на то, что противник, воспользовавшись мертвым пространством и тайно приготовленным ходом сообщений, накопившись, прорвался с фланга, ротмистр князь Кропоткин продолжал обороняться и только тогда приказал вынести пулеметы и уланам отходить, причем сам отошел последним, когда получил приказание от командира полка отходить. Затем, постепенно отходя, пользуясь всякой возможностью, задерживал огнем наступление противника...»

 А. Кропоткина (из эскадрона Ея Величества, именно к нему в «ячейку» переполз Гумилёв, где они «болтали, тщетно пытаясь закурить подмоченные папиросы»):

«6 июля 1915 г. наш эскадрон занимал левофланговый участок позиции нашего полка у дер. Джарки на реке Буг. В 2 ч. 30 мин. ночи противник, открыв убийственный огонь, начал переправу. Командир эскадрона, предупредив эскадрон об ответственности участка, приказал, несмотря на сравнительную нашу малочисленность, держаться во что бы то ни стало. С рассветом выяснилось, что численность наступающего противника доходит до одного батальона пехоты. К этому времени подоспели посланные нам на подкрепление один взвод улан при двух пулеметах. Противник неоднократно пытался приблизиться к нашим окопам, но каждый раз ружейным и пулеметным огнем был отброшен. В 7 часов утра выяснилось, что противник обходит наш левый фланг, но командир эскадрона, послав туда имевшееся в эскадроне ружье-пулемет, приказал  только когда пришло приказание отойти на другую позицию и когда противник, распространяясь у нас в тылу, бросился, примкнув штыки, на наши окопы, командир эскадрона ротмистр князь Кропоткин приказал отходить, причем ввиду малой численности людей несколько раз сам лично вез пулемет. Отойдя к 9 ч. утра на указанную позицию, мы сдерживали австрийцев до вечера, когда нас сменила пехота».

Полковник Уланского полка князь В. М. Андроников особенно отметил значение упорной обороны эскадрона князя Кропоткина у Джарок:

«Во время боя 6 июля 1915 г., продолжавшегося с ночи до вечера, я был неоднократно посылаем командиром полка для выяснения обстановки, вследствие чего свидетельствую о нижеследующем: 1) Главный удар австрийцев был направлен через дер. Джарки (на правом берегу Зап. Буга у переправы) на дер. Заболотце на фронт и в охват левого фланга участка Ротмистра Князя Кропоткина. Отброшенный пехотой Ген. Ад. Мищенко обратно к реке противник укрепился и упорно держался именно в районе Джарок, считая этот пункт существенно важным. 2) Опрошенные пленные австрийские офицеры (14) показали, что почти все они проходили через Джарки, куда вследствие важности направления и серьезности сопротивления была направлена большая часть пехоты, участвовавшей в ночном наступлении. 3) В случае менее упорной обороны переправ на Буге противник дошел бы на наших плечах до позиций у дер. Заболотце ранее подхода туда пехоты Ген. Ад. Мищенко. 4) Если бы противнику удалось отбросить эскадрон Ротмистра Князя Кропоткина, полк был бы обойден с левого фланга и австрийцам было бы ближе до д. Заболотце, чем нам. 5) Полк мог длительно задерживать превосходящие силы противника, не опасаясь за свой фланг и тыл лишь благодаря правильным действиям Ротмистра Князя Кропоткина, что явилось залогом успеха всего дня...»

 которого Гумилёв получил второй Георгиевский крест

Показания полковника эскадрона №6 А. П. Самойлова: «6 июля во время боя за переправы на р. Западный Буг 1 эскадрон Улан Ея Вел. под начальством командира его ротмистра Князя Кропоткина, занимая с эскадроном левофланговый окоп у дер. Джарки при обходе его левого фланга превосходящими силами противника несмотря на сильный ружейный и орудийный огонь и неся значительные потери в офицерах и нижних чинах продолжал обороняться, чем задержал противника на значительное время, дав возможность полку выполнить возложенную ему задачу...»

 Георгия Бибикова ⁹³: «В бою 6 июля 1915 года на переправах через р. Западный Буг в районе Джарки командовал эскадроном, занимавшим участок позиции протяженностью около 2/3 версты на берегу реки. Ротмистр Бибиков сменил ночью в полнейшей темноте, под проливным дождем, занимавший перед ним участок позиции эскадрона 3 Кавалерийской дивизии, и в течение ночи, ввиду ужасной погоды, еле смог ориентироваться и наскоро выкопать неглубокие окопы в намокшей после сильных дождей почве. С 2-х  продолжении нескольких часов до 7 ч. утра ротмистр Бибиков отбивал настойчивые атаки противника, во много раз превосходившего в силах...»

Показания поручика эскадрона №4 барон В. Е. Каульбарса: «6 июля 1915 г. наш эскадрон в составе меня и 50 улан, под командованием ротмистра Бибикова, занимал окопы западнее д. Джарки. Мы сменили эскадрон Елисаветградцев около 1 часа ночи. Австрийцы, пользуясь темнотой, подошли вплотную к реке Западный Буг и сильным огнем отогнали наши секреты. После этого они силою около 1 батальона переправились через реку и обрушились с рассветом на наш эскадрон и на эскадрон Ея Величества, находившийся слева от нас. <...> Только когда взвод австрийцев, прорвавшись между нашим эскадроном и эскадроном ЕВ, начал нас обстреливать слева, а с фронта австрийцы подошли на 300 шагов, ротмистр Бибиков приказал отходить...»

Из наградных листов на капитана Чебышева из ⁹⁴: Свидетельства Д. Княжевича, И. Кропоткина, М. Маслова: «6 июля 1915 года Л.-Гв. конной арт. капитан Чебышев командовал взводом конной артиллерии, входившей вместе с  Уланским полком в состав вверенного мне отряда. Л.-Гв. Уланский полк занимал много наскоро построенных окопов вдоль реки Буг, к северу от дер. Джарки, протяженностью около 3-х  артиллерийским огнем, занимать позиции пришлось ночью под проливным дождем. Капитан Чебышев со взводом артиллерии занимал позиции за центром полка в расстоянии 2-х  2-х часов ночи еще в темноте противник повел наступление густыми цепями на редкую цепь улан. Уланы встретили противника сильным ружейным и пулеметным огнем и упорно задерживали его. Когда начало светать, капитан Чебышев открыл губительный огонь по наступающим цепям противника, чем временно задержал их интенсивное наступление. К семи часам утра противник начал обходить фланги улан и небольшая часть противника зашла в тыл. Как наблюдательный пункт, так и взвод начали обстреливать ружейным огнем, но несмотря на это капитан Чебышев продолжал огонь, энергично поддерживая улан. Когда же под сильным натиском во много раз превосходящего числом противника уланы начали отходить (по приказанию), капитан Чебышев снялся (по моему приказанию) и занял другую позицию у кладбища дер. Заболотце, откуда и прикрыл дальнейший отход улан на позиции у Заболотце. Результатом упорной обороны на переправах улан, (благодаря поддержке артиллерии) явилась задержка наступления противника на 12 часов. Благодаря этому высланная для занятия переправ пехота (части 83 пехотной дивизии) успела подойти к Заболотце, поддержать улан и быстрым переходом опрокинуть противника на другой берег Буга...»

В ночь с 5 на 6 июля в окопах эскадрон ЕВ сменил эскадрон кавалеристов 3-го  состав 3-й Кавалерийской дивизии. В тексте «Записок» в абзаце, начинающемся словами: «Я взглянул в бойницу...», — явная ошибка. Следует читать: «Шагах в »

Кладбище д. Заболотце, на позициях у которого Уланы держали оборону

 июля можно найти в заполняемых в «реальном времени» журналах боевых действий различных частей. Вот описание со стороны находившегося поначалу в резерве Гусарского полка: «На рассвете противник перешел в наступление и выбил 1-ю бригаду из занимаемых ею окопов. 2 бригада поднялась по тревоге, сосредоточившись на восточной окраине д. Заболотце. К 1 часу дня противник занял северную окраину леса, что к югу от Заболотце. Согласно полученным приказаниям полк с 2 пулеметами занял спешенными частями Господский двор — кладбище и ф. дер. Заболотце, и встретил наступление противника ружейным и пулеметным огнем (командир полковник Гревс). Для обеспечения нашего правого фланга были выдвинуты на высоту 206 (см. немецкую карту) три эскадрона Улан Е. В. Для обеспечения левого фланга кол. Выгранка была занята 2-й бригадой 16 кавалерийской дивизии. На восточной окраине д. Заболотце находился  резерве, а в дер. Биличи — 1-я бригада. Полку было приказано держаться на занимаемых позициях до подхода пехоты. Противник, встреченный огнем спешенных эскадронов, остановил свое наступление и начал окапываться в 600–900 шагах от наших цепей. В 9 ч. вечера подошла пехота, которая дружным натиском очистила лес от противника, взяв к утру 840 пленных. Ночью полк был в резервной колонне на восточной окраине Заболотце» ⁹⁵.

Деятельное участие в бое принимала и артиллерия. Журнал военных действий 5 батареи: «Австрийцы, наступающие на наши 2 дивизии кавалерии, определяются не менее как 2–3 полка пехоты с легкой и тяжелой артиллерией. Продолжая наступать, они к утру 6 июля вытеснили наши спешенные цепи от р. Буг, заняли высоту 100,4, а также и лес впереди д. Заболотце. Наблюдательный пункт, бывший на холме впереди господского двора, сразу же попал под ружейный огонь с опушки леса. Батарея открыла огонь. Позиция неудачна, так как занимали ее ночью, под проливным дождем, но другой нет. Весь день батарея обстреливала лес западнее Заболотце, на опушке которого окопались австрийцы. К вечеру положение создалось следующее. После ночного боя наша конница отошла на дер. Заболотце и заняла западную ее окраину, господский двор и фольварк, а также холмы, идущие с севера на юг параллельно Заболотцам и далее на Мотовины. Гусары с пулеметами целый день вели перестрелку; драгуны 1/2 эскадрона атаковали в конном строю окопы противника, но попали под очень сильный огонь гаубичной батареи, отошли обратно. Противник, не успев переправить свою артиллерию через Буг, держал себя пассивно, вероятно, кроме того, переоценивая наши силы. Наша артиллерия сильным огнем прекращала всякие попытки выхода противника из леса. На ночь батарея, оставив на позиции взвод (2) пол. Хитрово, отошла на бивак в д. Новины. В 4 ч. дня подошли на помощь 3 батальона (в составе 300–400 человек каждый) 331 Орского пехотного полка 83 пехотной дивизии. Окопавшись под углом к нашему расположению, они, когда стемнело, после 10 минут ружейной перестрелки, несмотря на полную темноту и густой лес, штыковым ударом во фланг переправившимся австрийцам, обратили их в бегство, захватили около 700 пленных при 20 офицерах и одного штаб-офицера.  этот день ничтожны. Но ввиду превосходства сил Орцы должны были остановиться и окопаться (на линии Иваничи — дорога на Джарки)» ⁹⁶.

Журнал военных действий 2 батареи: «В 1 ч. ночи смена была окончена, очень затрудненная дождем и совершенной темнотой. В 2 ч. ночи разведывательные части противника переправились через реку, начали обстреливать наблюдательный пункт разрывными пулями. В 7 ч. утра пришло донесение, что у д. Джары против участка 1-го эскадрона Л.-Гв.  версты от цепи улан, то эскадрон стал отходить. Батарея снялась с позиции и начала отходить к д. Заболотце, не доходя которую встала на позиции и начала обстреливать цепи противника, выходившие из леса. В 2 ч. дня 3 взвод снялся с позиции и пошел к д. Биличи, и одно орудие встало на бугор у кладбища, и вместе с  Л.-Гв.  версты, орудие снялось с позиции и присоединилось к 3 взводу в д. Биличи. К вечеру противник остановился к югу от д. Заболотце. Ночью подошедшая 83 пехотная дивизия отбросили противника на 4 версты, причем захватила 800 пленных» ⁹⁷.

После отхода улан к Заболотцам бой продолжался весь день. Из донесений от улан в штаб дивизии ⁹⁸«6 июля. 2 ч. 30 м. дня. Противник наступает цепями в направлении на кладбище и господский двор, что у костела <...> Эскадрон ЕВ правым флангом у кладбища. Ближайшие к противнику цепи на расстоянии 500 — 600 шагов. <...> Противник обстреливает нашу позицию, кладбище, стреляет большим прицелом, пули летят через господский двор. В эскадроне ЕВ есть небольшие потери». О сложной и неоднозначной обстановке говорит такая фраза в одном из донесений: «3 ч. 25 м. дня. <...> По слухам, еще не проверенным, взят в плен эскадрон Л.-Гв. » ⁹⁹. Слух этот, к счастью, не подтвердился: «В 4 часа дня подошли 2 эскадрона улан и расположились северо-западнее  же. Ко мне подошло 2 пулемета. Перестрелка только против эскадрона ЕВ. С правого фланга нашей пехоты еще не видно. Остальное без перемен» ¹⁰⁰.

«Материальные» итоги этого боя подведены в приказе № 355 по Уланскому полку от 6 июля 1915 года ¹⁰¹. Там перечисляются все потери полка в этом бою, в том числе сказано об офицере, о котором написал Гумилёв: «§ Сего числа ранен и остался на поле сражения поручик Хлебников ¹⁰². Предписано означенного обер-офицера ». Был ранен офицер эскадрона Гумилёва Сергей Владимирович Хлебников. Из офицерского состава в этот день был ранен в голову штабс-ротмистр барон Розен, из нижних чинов: 3 — убиты или остались на поле сражения, 8 — ранены и отправлены в госпиталь, многие — ранены, но остались в строю.

Только в 9 ч. вечера 6 июля начальником дивизии было отдано распоряжение № 4028 ¹⁰³«Приказ №4028. 9 ч. вечера. С занятием пехотой позиции, и когда пехота пройдет через линию, занимаемую частями вверенной мне дивизии, полкам сосредоточиться: <...> Уланам и  — в лесу  — в Новины».

Результаты этого боя попали на первые полосы столичных газет. Так, газета «Биржевые ведомости» ¹⁰⁴  разделе «ВОЙНА», «От штаба Верховного Главнокомандующего»: <...> «На Буге, на участке Литовиж — Сокаль — Потуржице, НАШИ ВОЙСКА ПОТЕСНИЛИ ПЕРЕПРАВИВШИЕСЯ НА ПРАВЫЙ БЕРЕГ ЧАСТИ НЕПРИЯТЕЛЯ. В УПОРНОМ БОЮ НАМИ ЗАХВАЧЕНО ДО 1000 ПЛЕННЫХ. В других районах значительных боевых столкновений не было. 8-июля  года».

Вырезка их газеты с сообщением о бое на Западном Буге

За этот бой приказом по 2-й  декабря 1915 года за № 148б за отличия в делах против германцев Н. С. Гумилёв был награжден Георгиевским крестом 3 ст. ¹⁰⁵«На основании представленной Командующим 3-й Армии (приказ 3 Армии от 14 сентября с.г. №495) мне власти нижепоименованные нижние чины за мужество и храбрость, оказанные в боях, награждаются: <...> Георгиевским крестом 3 степени: <...> 5. Улан вол. Николай Васильев (sic!) Гумилёв, №108868; (статья статуса — 67, п.4) — за бой 6 июля». Объявлено об этом приказом по Уланскому полку № 527 от 25 декабря 1915 года. В приказе № 528 по Уланскому полку от 26 декабря 1915 года объявлено ¹⁰⁶: «Ниже поименованные нижние чины согласно ст. 96 статута производятся как награжденные Георгиевскими крестами: <...> 3 степени эскадрона Ея Величества улан из вольноопределяющихся Николай Гумилёв <...> в унтер-офицеры...».  январе 1915 года, после награждения первым Георгиевским крестом ¹⁰⁷. Всего за бой 6 июля в Л.-Гв. Уланском полку было вручено 86 Георгиевских крестов, что говорит о нешуточности тех испытаний, которое выдержал поэт в «самый знаменательный день своей жизни».

 июля датированы два важных письма, посланных Гумилёвым в Петроград, однако по их тексту (который будет приведен чуть ниже) очевидно, что посланы они были на самом деле вечером следующего дня, то есть 7 июля. Понять это не сложно. 5 и 6 июля, вместе с ночным боем, слились для поэта в единые, непрерывные сутки. Да и первая половина 7 июля прошла неспокойно. Вечером пехоте удалось лишь оттеснить австрийцев от Заболотце к Джарам, попутно захватив в лесу много пленных, но противник оставался на правом, русском берегу Буга, и требовалось отбросить его на противоположный, австрийский берег. «Пехота закрепила за собой взятое пространство, а дивизия находится на восточной окраине Заболотце, обеспечивая левый фланг дивизии. Заболотце обстреливается артиллерийским огнем» ¹⁰⁸. Из приказа по 2 Гв. кав. дивизии от 7 июля: «Приказ №4048, 9 ч. 30 м. вечера. Приказываю 1-му  частями 83 пехотной дивизии атаковать противника, утвердившегося на правом берегу Буга в районе Джары — Джарки, и отбросить за реку. Моей дивизии наступать к востоку от дороги Заболотце — Джары... Общий резерв: Уланы — 5 эскадрон (+ 3 Гусар) — состоит в моем распоряжении, и стоять: уланам в кустарниках за левым флангом дивизии, близ кол. Гурова (левый фланг: конно-гренадеры)» ¹⁰⁹.

 этот день от улан посылались разведывательные эскадроны. Сохранилось донесение поручика Чичагова от уланского разъезда эскадрона ЕВ. Михаил Чичагов, друг Гумилёва, с которым чаще всего они отправлялись в разъезды. Не исключено, что и в составлении самого донесения поэт принимал участие: «7 июля. От поручика Чичагова. 3–25 дня — лес у кол. Выгранка (где нарисован на карте пунктир). Австрийцы густыми цепями ведут наступление с утра на Оренбургскую дивизию, с полудня начали наступать на 16 дивизию. Наступление ими ведется из Джар, через высоту 100,4 ими занятую, откуда они расходятся веером по направлению на всю опушку леса. Левый фланг 16 дивизии кончается у дороги Джары — кол. Выгранка, где граничит с Оренбургской дивизией. В 16 дивизии 3 полка в цепи на опушке леса. 1 полк в резерве. Нашим сильным артиллерийским огнем наступление противника на 16 дивизию приостановлено. В лощине против опушки леса между дорогами Джары — Кол. Выгранка и Джары — Заболотце накопилось до 1 батальона. Противник шрапнелью обстреливает наши цепи на опушке леса. Перехожу для наблюдения на правый фланг 16 дивизии. Поручик Чичагов» ¹¹⁰. Только под вечер 7 июля уланы были отправлены на бивак в соседнюю д. Биличи, откуда Гумилёв смог направить домой письма, весьма своеобразно «отчитаться» перед женой о событиях на Буге. Письмо Ахматовой красноречиво говорит о личных качествах поэта, и, как мне кажется, не лишено подтекста, которой Ахматова должна была понять ¹¹¹.

[Биличи] 6 июля 1915 [г. Действующая армия.]

«Дорогая моя Аничка, и от тебя письмо, но, очевидно, второе (с Сологубовским), первого пока нет. А я уж послал тебе несколько упреков, прости меня за них. Я тебе писал, что мы на новом фронте. Мы были в резерве, но дня четыре тому назад перед нами потеснили армейскую дивизию и мы пошли поправлять дело. Вчера с этим покончили, кое-где выбили неприятеля и теперь опять отошли валяться на сене и есть вишни ¹¹² австрийцами много легче воевать, чем с немцами. Они отвратительно стреляют. Вчера мы хохотали от души, видя как они обстреливали наш аэроплан. Снаряды рвались по крайней мере верст за пять от него. Сейчас война приятная, огорчают только пыль во время переходов и дожди, когда лежишь в цепи. Но то и другое бывают редко. Здоровье мое отлично.

Ну и задала же ты мне работу с письмом Сологубу. Ты так трогательно умоляла меня не писать ему кисло, что я трепетал за каждое мое слово — мало ли что могло почудиться в нем старику. Однако все же сочинил и посылаю тебе копию. Лучше, правда, не мог, на войне тупеешь.

Письмо его меня порадовало, хотя я не знаю, для чего он его написал. А уж наверно для чего-нибудь!  думаю, что оно достаточная компенсация за его поступки по отношению лично ко мне, хотя желанье „держаться подальше от акмеистов“ до сих пор им не искуплено.

 же ты мне не прислала новых стихов? У меня кроме Гомера ни одной стихотворной книги и твои новые стихи для меня была бы такая радость. Я целые дни повторяю „где она, где свет веселый серых звезд ее очей“ ¹¹³ и думаю при этом о тебе, честное слово.

Сам я ничего не пишу — лето, война и негде, хаты маленькие и полны мух.

 о нем часто вспоминаю и очень люблю.

 конце сентября постараюсь опять приехать, может быть, буду издавать „Колчан“. Только будет ли бумага, вот вопрос.

 всех.

Да, пожалуйста, напишите мне, куда писать Мите и Коле маленькому. Я забыл номер Березинского полка.

».

Одновременно Гумилёв, по просьбе Ахматовой, написал письмо Ф. Сологубу ¹¹⁴:

[Биличи.] 6 июля 1915 [г. Действующая армия.]

«Многоуважаемый Федор Кузьмич, горячо благодарю Вас за Ваше мнение о моих стихах и за то, что Вы пожелали мне его высказать. Это мне тем более дорого, что я всегда Вас считал и считаю одним из лучших вождей того направленья, в котором протекает мое творчество.

 мне всегда было легче думать о себе как о путешественнике или воине, чем как о поэте, хотя, конечно, искусство для меня дороже и войны и Африки. Ваши слова очень помогут мне в трудные минуты сомнения, которые, вопреки Вашему предположенью, бывают у меня слишком часто.

Простите меня за внешность письма, но я пишу с фронта. Всю эту ночь мы ожесточенно перестреливались с австрийцами, сейчас отошли в резерв и нас сменили казаки; отсюда слышно и винтовки и пулеметы.

Искренне преданный Вам Н. Гумилёв».

Оригиналы писем написаны черными чернилами на листах белой, сложенной вдвое бумаги. От письма Сологубу сохранился конверт с почтовыми штемпелями. На одной стороне конверта рукой Гумилёва написан адрес: Из Действующей Армии. Песочное, Ярославской губ., село Красное, усадьба Тихменевых. ЕВ Федору Кузьмичу Сологубу. Внизу — От Н. Гумилёва, лейб Гвардии Уланского Ея Величества полка, эскадрон Ея Величества. На этой стороне штемпель — Запад. почта 10.7.15. На другой стороне конверта штемпель получателя — ПЕСОЧНОЕ 16.7.15. То есть, до местного военного почтового отделения письма добрались 10 июля.

Все эти дни Уланский полк оставался на прежних позициях. Продолжалась «зачистка» нашей территории от находившихся все еще в Джарах австрийцев: «8 июля. Началось наступление 83 пехотной дивизии совместно с 4 кав. корпусом. Пехота заняла лес, потом Заболотце. Обстрел окопов из Джары. В 1 1/2 ч. дня противник перешел в контратаку — отбита. Бивак в Биличи» ¹¹⁵. Заметим, что бои в тот день происходили нешуточные — пехота понесла большие потери: «3 батальона 331 пехотного полка были брошены в атаку на укрепленные позиции у д. Джары, понесли очень большие потери, отхлынули назад (потери в батальонах от 40 до 70%). Бивак в Новины» ¹¹⁶«9 июля. 1 час дня. №4051. Приказываю занять и укрепиться по линии от столба 19 на южной опушке леса до дороги Заболотце — Джары и далее до пересечения ручья с дорогой кол. Выгранка, а затем по опушке леса до связи с Оренбургской дивизией... Уланскому и Гусарскому полкам по смене их частями 3-й кавалерийской дивизии сосредоточиться: <...> уланам — в Биличи» ¹¹⁷ бригады: «Перестрелка, на тех же позициях. Командиром 1 бригады назначен Св. Его В. г.-м. Шевич» ¹¹⁸.

До 11 июля Уланский полк был в резерве в прежнем районе, стоял в д. Биличи. В этот день в полку был зачитан приказ ¹¹⁹«Высочайшим приказом 11 сего июля полковник Л.-Гв. Уланского Ея Величества полка Маслов назначен  таковой перемене предписываю внести в послужной список названного Штаб-офицера. Основание: телеграмма начальника Штаба Гвардейского корпуса №8813. Командир дивизии Свиты Его Величества Генерал-майор ». Об этом событии Гумилёв вскоре напишет Ахматовой. С этого дня начался отход русской армии к северу, вдоль Западного Буга. 11 июля вся дивизия в 11 ч. дня вышла двумя колоннами в район Устилуга, приграничного украинского городка, знаменитого еще и тем, что там сохранилось родовое имение Игоря Стравинского. Уланский полк с 11 по 15 июля перешел на левый, занятый противником, берег Буга, чтобы прикрывать отступление пехотных частей.

Устилуг. Граница с Польшей; усадьба Стравинского

В официальном журнале 2-й Гвардейской кавалерийской дивизии отход Армии вдоль Буга был обозначен следующим образом ¹²⁰:

«- Марш маневр в районе Устилуг — Городло — Чернявка: — с 11 по 13 июля.

— Бои в районе Лушков — Городло — с 13 по 16 июля.

— Бои в районе Бережница — Цегельна — Скричичин — Мазурня: — с 17 по 19 июля.

Операция на правом берегу р. Западный Буг.

 Армии.

— Бои в районе Чернявка — Корытница — Юшев — Кладнев — Стенжаричи — Никитичи: — с 20 по 27 июля.

— Расположение на позиции по правому берегу р. Западный Буг и бои в районе Ольшанка — Кошары — Кол. Александровская: — с 31 июля по 1 августа.

— Бои в районе посад Богдан — Дубица: с 2 по 4 августа.

— Бои в районе фол. Колпин — Дуричи — Збунин — Страды: — с 5 по 11 августа

— Арьергардные бои по прикрытию отхода 29 Корпуса в р-не Брест — Кобрин: — с 12 по 16 августа».