Старый Бежецк, вид города с мостом через Мологу и "губернаторский дворец"
«Гусарская баллада» Николая Гумилёва — 1916-1917
Вторая часть документальной хроники "Поэт на войне" будет посвящена дальнейшей воинской службе Николая Гумилёва после его перевода из Лейб-Гвардии Уланского полка в 5-й Гусарский Александрийский полк. К сожалению, сам он подробно рассказал о своей службе только в Уланском полку, чему были посвящены пять предыдущих выпусков. Первая часть выгодно отличалась от последующего рассказа тем, что она опиралась на непосредственные впечатления Гумилёва от своей службы в Уланском полку, и задача автора публикации сводилась к документальному иллюстрированию "Записок кавалериста", основного литературного произведения, написанного поэтом в первый год войны. В эти же первые полтора года войны Гумилёвым были сочинены все его немногочисленные, посвященные войне стихотворения, последним из которых было "Второй год", приведенное в предыдущем выпуске и как бы подводящее итог всей его военной литературной "эпопеи". С этого момента Гумилёв, продолжая службу уже не рядовым кавалеристом, а офицером в действующей армии, в своем литературном творчестве как бы дистанцируется от военной тематики, начинает поиски новых путей, в которых он использует различные формы и жанры, переносится в разные страны и эпохи. Возможно, ему стало просто неинтересно писать "на злобу дня", о том, что его каждодневно окружало. Единственными авторскими текстами, по которым можно хоть как-то судить о его дальнейшей воинской службе, остаются немногочисленные сохранившиеся письма поэта. Сам Гумилёв "возвращается" в литературный процесс, возобновляет публикации в периодике, война как бы отходит на второй план. Обратим внимание на то, что становящаяся все более драматической жизненная ситуация в стране трансформировалась в его творчестве, в первую очередь, в три главные драматургические сочинения, написанные чуть более чем за год в оставшееся военное время, при перманентной смене внешних условий, в разных странах: "Дитя Аллаха", "Гондла" и "Отравленная туника". В каждом из этих произведений Гумилёв пытается разрешить постоянно волновавший его вопрос — судьба Поэта в непрерывно меняющихся личных, исторических и географических обстоятельствах. Одновременно Гумилёвым в эти оставшиеся годы войны написано большинство стихотворений, составивших вышедший уже в "мирное" время сборник "Костер", который Александр Блок так отметил в инскрипте на подаренном Гумилёву сборнике своих стихотворений [1]: "Дорогому Николаю Степановичу Гумилёву — автору "Костра", читанного не только днем, когда я "не понимаю" стихов, но и ночью, когда понимаю. Ал. Блок. III.1919". Ниже некоторые из этих текстов, непосредственно не относящихся к воинской службе, будут сопоставлены с обстоятельствами реальной жизни поэта, восстановленными на основе архивных документов.
А теперь о том, как и почему Гумилёв оказался в новом воинском подразделении. С легкой руки Павла Лукницкого во всех публикациях утверждается, что Гумилёв, после того как его 20 сентября 1915 года откомандировали из Лейб-Гвардии Уланского полка в школу прапорщиков, "с осени по конец года хлопочет о переводе в 5-й Александрийский гусарский полк" [2]. Для убедительности, со слов Ахматовой, Лукницкий тут же добавляет: "В хлопотах ему содействует санитарный врач Царскосельского госпиталя Вера Игнатьевна Гедройц. Примечание. В. И. Гедройц была членом "Цеха поэтов" и печаталась под псевдонимом Сергей Гедройц [3]". Невольно возникает вопрос: что Гумилёва не устраивало в Уланском полку, чтобы он, отправившись в школу прапорщиков, сразу же начал хлопотать о переводе? Да и в какой степени он, как и любой другой военнослужащий, в военных условиях, был свободен в выборе, где ему служить? Предполагаю, что назначениями в различные полки ведало военное ведомство, но никак не личное желание. Это могло определяться, например, укомплектованностью штатов соответствующих полков. При разборке военных документов мною было замечено, что, как правило, при повышении по службе, в частности, при переводе военнослужащих из рядовых солдат (каким был Николай Гумилёв в Уланском полку) в офицерский состав, часто осуществлялось перемещение вновь назначенного офицера в другой полк, что вполне объяснимо и из чисто "психологических соображений".
в Гвардейском запасном кавалерийском полку, но никак не отразившего тот факт, что он, как и Гумилёв, в декабре 1915 года был переведен из Уланского полка в 5-й Гусарский Александрийский полк; там он был зачислен офицером в 6-й эскадрон [5]:
"Приказ №528 от 26 декабря 1915 г. (Дер. Дребск). [...] §2. Высочайшим приказом в 15 день сего декабря унтер-офицер из вольноопределяющихся №6 эскадрона Георгий Янишевский произведен в корнеты с переводом в 5-й Гусарский Александрийский полк. Объявляя о сем, предписываю Янишевского из списков полка и с довольствия исключить с 1 января 1916 г. §3. Нижепоименованные чины согласно ст. 96 статута производятся как награжденные Георгиевскими крестами: 2 степени унтер-офицер эскадрона Ея Величества Франц Кульбацкий во взводные; 3 степени эскадрона ЕВ улан из вольноопределяющихся Николай Гумилёв и улан Федор Степанов в унтер-офицеры; 4 степени уланы [...] — в ефрейторы". В этом приказе следует обратить внимание на то, что, с одной стороны, Гумилёв, в его отсутствие, вторично производится в унтер-офицеры [6], а с другой стороны, такой же, как и Гумилёв вольноопределяющийся, его сослуживец Георгий Янишевский, ранее Гумилёва получивший офицерское звание, переводится в тот же полк, куда позже попал и Гумилёв. Общим у этих полков было то, что они проходили по одному и тому же "ведомству" — шефом обоих полков являлась Ее Величество Государыня Императрица Александра Феодоровна. Возможно, именно с этим и был связан перевод туда Гумилёва (и Янишевского), и никакие хлопоты, как собственные, так и других лиц, для этого не требовались. Из приведенного выше приказа следует, что в начале 1916 года Николай Гумилёв по-прежнему числился унтер-офицером Уланского полка, находящимся во временной командировке в Петрограде.
Зимняя передышка для поэта оказалась плодотворной. Закончены и опубликованы "Записки кавалериста". В издательстве "Альциона" вышел пятый сборник стихов "Колчан", куда вошли существенно переработанные "Пятистопные ямбы" с "военным добавлением" [7], — пять последних строф заменены семью новыми строфами:
То лето было грозами полно,
Жарой и духотою небывалой,
И сердце биться вдруг переставало,
В полях колосья сыпали зерно,
И солнце даже в полдень было ало.
И в реве человеческой толпы,
В немолчном зове боевой трубы
Я вдруг услышал песнь моей судьбы
И побежал, куда бежали люди,
Покорно повторяя: буди, буди.
Невнятны были, сердце их ловило:
- "Скорей вперед! Могила, так могила!
А пологом — зеленая листва,
— архангельская сила".
Так сладко эта песнь лилась, маня,
Что я пошел, и приняли меня,
И дали мне винтовку и коня,
И поле, полное врагов могучих,
И небо в молнийных и рдяных тучах.
И счастием душа обожжена
С тех самых пор; веселием полна
И ясностью, и мудростью, о Боге
Глас Бога слышит в воинской тревоге
И Божьими зовет свои дороги.
Честнейшую честнейших херувим,
Славнейшую славнейших серафим,
Она величит каждое мгновенье
И чувствует к простым словам своим
Вниманье, милость и благоволенье.
Есть на море пустынном монастырь
Туда б уйти, покинув мир лукавый,
Смотреть на ширь воды и неба ширь...
В тот золотой и белый монастырь!
"Новая жизнь", "Лукоморье", "Нива", "Солнце России", "Аполлон". В "Аполлоне" продолжены "Письма о русской поэзии" [9]. Среди рецензируемых авторов Мария Левберг, Михаил Долинов, Тихон Чурилин [10] и ряд менее известных поэтов, а также ближайшие соратники по "Цеху поэтов" и друзья: Георгий Адамович, Георгий Иванов, Михаил Лозинский, Осип Мандельштам.
Для основанного П. Сазоновым и Ю. Слонимской театра марионеток была написана пьеса "Дитя Аллаха" [11]. Обсуждение пьесы состоялось на заседании Общества ревнителей художественного слова (ОРХС) 19 марта 1916 года. Ее лирические достоинства рассмотрел Валериан Чудовский, идейную сторону В. И. Гедройц, построение действия Н. В. Недоброво, а постановочную часть друг М. Л. Лозинского, режиссер В. Н. Соловьев. Затем возник незаконченный за поздним временем "спор о стилизационной эстетике, вызванный упреком автору со стороны В. К. Шилейко о том, что он не выявил в своей драме никакого достаточно определенного во времени и пространстве момента магометанской культуры, наоборот, смешал хронологические и этнографические данные" [12].
Посещал Гумилёв зимой и другие заседания ОРХС. Так, 28 января он присутствовал на заседании, проходившем под председательством В. А. Чудовского, на котором Б. А. Томашевский прочел доклад о стихосложении песен западных славян. В прениях участвовали Н. В. Недоброво, С. Э. Радлов, В. А. Чудовский и др. Во второй части заседания Гумилёв читал стихи. Кроме него стихи читали Осип Мандельштам и Михаил Лозинский [13]. В дневниках Лукницкого сказано: "Зимой 1915-16 гг. приезжал Вяч. Иванов в Петербург. На собрании Ревнителей художественного слова в "Аполлоне" встретился с Николаем Степановичем и с АА. АА была в трауре. А Вячеслав Иванов, решив, по-видимому, что АА так оделась из "манерности", спросил ее, почему у нее такое платье? АА ответила: "Я в трауре. У меня умер отец...". Вяч. Иванов сконфужен был и отошел в сторону" [14].
В феврале было учреждено объединение литературы, музыки, живописи "Медный всадник", в совет которого включили Гумилёва. Первый вечер объединения состоялся 13 февраля [15]. В марте Гумилёв участвовал в подготовке литературного "Альманаха муз"; у В. Кривича он попросил неопубликованные стихи его отца И. Ф. Анненского, сам представил для альманаха написанную еще в 1912 году пьесу "Игра" [16]. 24 марта Гумилёв, по-видимому, в последний раз посетил заседание ОРХС [17], на котором "В. К. Шилейко прочитал свой перевод ассирийского "Хождения Иштар", предпослав чтению вступительный доклад" [18]. Следует заметить, что Гумилёв заинтересовался ассиро-вавилонскими опытами Шилейко еще весной 1914 года: "1914 Ранняя весна. Чтение В. К. Шилейко у М. Л. Лозинского отрывков "Гильгамеша" побудило заняться <Гумилёва> его переводом. Однако скоро прекратил работу, переведя (по подстрочнику В. К. Шилейко) не более 100 строк. Примечание. В 1918 г., принимаясь вторично за перевод "Гильгамеша", Н. Г. не включил в текст вышеупомянутых строк и перевел их заново" [19]. Известна тяга Гумилёва к древнему эпосу, ведь не случайно он писал с фронта Ахматовой, что "у меня кроме Гомера ни одной стихотворной книги. [...] Я все читаю Илиаду, удивительно подходящее чтенье..." [20]. А 7 августа 1921 года Н. Н. Пунин из застенков на Шпалерной (откуда Гумилёву было уже не суждено выйти) писал Е. И. Аренсу: "Привет Веруну, передайте ей, что, встретясь здесь с Николаем Степановичем, мы стояли друг перед другом, как шалые, в руках у него была "Илиада", которую от бедняги тут же отобрали" [21]. Но до этой встречи оставалось более пяти лет...
Создается впечатление, что в течение всех первых месяцев 1916 года "занятия" в школе прапорщиков не сильно отвлекали Гумилёва от обыденной и литературной жизни Петрограда, по которой он, видимо, успел соскучиться. Характерно то, что во время пребывания Гумилёва в Петрограде зимой 1915-1916 гг. его творчество обогатилось "русской темой", которая весьма редко встречалась в его ранних произведениях. Так в журнале "Аполлон" №1 за 1916 год он поместил подборку из трех стихотворений: "Змей", с русской "былинной" тематикой, "Андрей Рублев" и "Деревья". А в журнале "Солнце России", №317, в марте 1916 года он поместил редкое для себя "патриархальное" стихотворение "Городок". Гумилёв не часто бывал в глухой русской провинции, единственным часто посещаемым, близким ему провинциальным городком был Бежецк, недалеко от которого располагалось родовое имение "Слепнево". Всякий, хоть однажды побывавший в Бежецке, без труда распознает в этом стихотворении характерный бежецкий пейзаж, с многочисленными церквями, с "пояском-мостом перетянутой" широкой рекой Мологой, с базарной площадью и с "губернаторском дворцом" — великолепным особняком купцов Неворотиных.
Над широкою рекой,
Пояском-мостом перетянутой,
Городок стоит небольшой,
Летописцем не раз помянутый.
—
Человечья жизнь настоящая,
Словно лодочка на реке,
К цели ведомой уходящая.
Полосатые столбы
Под пронзительный вой трубы
Маршируют, совсем лунатики.
На базаре всякий люд,
—
Проповедуют Слово Божие.
В крепко-слаженных домах
Ждут хозяйки белые, скромные,
В самаркандских цветных платках,
Губернаторский дворец
Пышет светом в часы вечерние,
Предводителев жеребец —
Удивление всей губернии.
На кладбище девушки с милыми,
Шепчут, ластясь: "Мой яхонт-князь!" —
И целуются над могилами.
Крест над церковью взнесен,
И гудит малиновый звон
Речью мудрою, человеческой.
Опубликованное 12 марта в "Ниве" №11 и вошедшее в "Костер" ностальгическое стихотворение "Детство", с последним четверостишием, возвращающим нас к военным будням, может восприниматься как эскиз к знаменитому стихотворению "Память", открывающему последний сборник поэта "Огненный столп".
Я ребенком любил большие,
Перелески, травы сухие
И меж трав бычачьи рога.
Мне кричал: "Я шучу с тобой,
Обойди меня осторожно
И узнаешь, кто я такой!"
Только дикий ветер осенний,
—
Сердце билось еще блаженней,
И я верил, что я умру
Не один, — с моими друзьями,
С мать-и-мачехой, с лопухом,
Догадаюсь вдруг обо всем.
Я за то и люблю затеи
Грозовых военных забав,
Что людская кровь не святее
Март 1916 года был последним месяцем, когда Гумилёв оставался в Петрограде. Пора было возвращаться к "военным забавам". С конца зимы 1916 года неторопливо заработала военно-бюрократическая машина. В течение февраля — марта 1916 года шла переписка между штабом Главнокомандующего армиями Западного фронта и штабом 2-й Гвардейской кавалерийской дивизии о представлении Николая Гумилёва в прапорщики, младший офицерский чин. Из полка были запрошены копии документов и подписка о непринадлежности Гумилёва к тайным обществам, причем последний документ запрашивался несколько раз. Вот эти документы:
"Письмо №61627 от 6 февраля 1916 г. от дежурного генерала штаба Главнокомандующего армиями Западного фронта. По наградному отделению. Начальнику 2-й Гвардейской кавалерийской дивизии. Прошу выслать копию приемного формуляра, послужной список и подписку о непринадлежности к тайным обществам представленного к производству в прапорщики унтер-офицера из охотников Лейб-гвардии Уланского Ея Величества Государыни Императрицы Александры Феодоровны полка Николая Гумилёва. За дежурного Генерала Полковник (подпись неразборчива)" [24]. В день отправки этого письма сам Гумилёв подписал А. Блоку "Колчан": "Моему любимейшему поэту Александру Блоку с искренней дружественностью. Н. Гумилёв" [25].
Письмо было получено в штабе дивизии 18 февраля, вх. №613. На следующий день, 19 февраля, из штаба 2-й Гв. кавалерийской дивизии было послано письмо за №764: "Командиру Л.-Гв. Уланского Ея Величества полка. Ввиду требования штаба фронта прошу о высылке копии приемного формуляра, послужного списка и подписки о непринадлежности к тайным обществам на представленного в прапорщики вверенного Вам полка охотника унтер-офицера Николая Гумилёва. За Генерала Штаба Капитан Дурново" [26].
Однако произошла вполне объяснимая задержка с высылкой подписки о непринадлежности к тайным обществам, и 15 марта из штаба Армии было послано письмо-напоминание: "Письмо №69593 от 15 марта 1916 г. от дежурного генерала штаба Главнокомандующего армиями Западного фронта. По наградному отделению. Начальнику штаба 2-й Гвардейской кавалерийской дивизии. В дополнение к ходатайству о производстве в прапорщики младшего унтер-офицера Лейб-гвардии Уланского Ея Величества Государыни Императрицы Александры Феодоровны полка Гумилёва, благоволите выслать подписку о непринадлежности его к тайным обществам, составленную по форме, приложение к ст. 27 кн. VI Св. В. П. 1869 г. изд. 1907 года. За дежурного Генерала Полковник (подпись неразборчива)" [27]. "Подписка о непринадлежности" не могла быть выслана по простой причине — подписка давалась лично, а сам "подписант" в это время отсутствовал в полку. Однако вопрос этот был благополучно разрешен, и звание прапорщика было присвоено ему еще до получения подписки. Видимо, из штаба Армии была послана в начале апреля еще одна "грозная" телеграмма в штаб дивизии, в ответ на которую из штаба Уланского полка была направлена ответная телеграмма: "Телеграмма в ответ на №1627. Подана 11 апреля 1916 в 15 ч. 40 м. Гумилёв произведен прапорщики 5 Гусарского полка. Подписка дана им лично штаб 3 Армии. Он отбыл седьмого апреля месту нового служения. 4448. Поливанов" [28].
"подписку о непринадлежности к тайным обществам". Возможно, в Лейб-гвардии Уланском полку он провел еще пару дней до того, как направиться к "месту нового служения". А из Петрограда он должен был выехать не позже 5-6 апреля. В это время Уланский полк стоял в резерве, в боевых действиях участия не принимал. 8 апреля в Уланском полку ему был выдан на руки очень любопытный документ: "Аттестат №1860 от 8 апреля 1916 г. о содержании Н. С. Гумилёва в Лейб-гвардии уланском полку. По указу Его Императорского Величества дан сей от Лейб-гвардии Уланского Ея Величества полка прапорщику Гумилёву, произведенному в этот чин приказом Главнокомандующего армиями Западного фронта от 28 марта с.г. за №3332 в том, что он при сем полку ни жалованьем, ни различными пособиями по военному времени, ни прогонными на проезд к новому месту служения вовсе не удовлетворялся и таковые ниоткуда не требовались ему. Что подписями с приложениями казенной печати удостоверяется, апреля 8 дня 1916 г. Подл<инник> за надлежащими подписями. С подлинным верно: Делопроизводитель, Коллежский регистратор (подписи неразборчивы)" [29]. Из этого документа следует, что во время всей своей службы в Лейб-гвардии Уланском полку (более года) Гумилёв никакого жалованья не получал и содержал себя на свои собственные средства. Что касается "прогонных на проезд к новому месту служения", то они ему и не требовались, так как новое место служения располагалось по соседству, всего в нескольких десятках верст, что будет продемонстрировано ниже.
Событийно мы забежали вперед, однако здесь важен тот факт, что как из "Телеграммы", так и из "Аттестата" однозначно следует, что Гумилёв лично побывал 7-8 апреля в штабе своего бывшего полка для того, чтобы дать подписку о непринадлежности к тайным обществам и получить справку о своем материальном содержании. Следовательно, необходимо проследить, с одной стороны, где находился Уланский полк в начале апреля, а с другой стороны, куда Гумилёву надо было отбыть к новому месту служения. Архивные документы позволяют точно ответить на оба эти вопроса. В "Трудах и днях" Лукницкого имеется не совсем понятная запись, относящаяся к этому периоду: "Произведен в прапорщики и переведен в 5-й Александрийский гусарский полк. Получив производство, уехал на фронт. На два-три дня приезжал в Петроград и опять уехал на фронт" [30]. Не исключено, что Гумилёв, по делам, связанным с оформлением и получением необходимых документов, действительно, должен был, между появлениями в Уланском и Гусарском полку, заехать в начале апреля на 2-3 дня в Петроград. Но если это и случилось, то до 7-8 апреля, когда им были получены в Уланском полку указанные выше документы. То есть, теоретически Гумилёв мог 5 апреля быть в Петрограде и присутствовать на упомянутом в примечании [17] заседании ОРХС. За то, что Гумилёв 3 апреля был еще дома, в Петрограде, говорит тот факт, что в этот день отмечалось его 30-летие. Кстати, в этот же день в издательстве "Гиперборей" вышло третье издание "Четок" Анны Ахматовой. Так что 3 апреля семейству Гумилёвых было что праздновать.
Но вернемся на фронт. Как было сказано в предыдущем выпуске, до конца года Уланский полк располагался в районе станции Горынь, юго-восточнее Пинска. До начала марта полк занимал тот же боевой участок, а 10 марта пришел приказ грузиться на станции Горынь и следовать на другой фронт. В журнале военных действий Уланского полка отражен путь следования эшелона: "12 марта. Маршрут: Горынь — Лунинец — Калинковичи — Жлобин — Могилев — Орша — Витебск — Двинск — Режица. [...] 16 марта. Прибыли в Режицу, получили приказание идти в город Люцин, где должны быть квартирьеры" [31]. Двинск, Режица, Люцин — это латвийские города Даугавпилс, Резекне и Лудза, соответственно. В расположенных вокруг Люцина фольварках Уланский полк находился в резерве до середины мая [32]. Таким образом, в начале апреля 1916 года Гумилёв несколько дней провел в Люцине.
Поскольку речь зашла о Люцине, несколько слов о родственниках Гумилёва, связанных с этим городом. В Люцине 30 декабря 1889 года родилась Анна Андреевна Гумилёва, урожденная Фрейганг, жена брата Гумилёва Дмитрия Степановича. Семье Фрейгангов принадлежало расположенное около Люцина имение "Крыжуты". В этом имении семья жила и после революции, так как оно оказалось на территории Латвии. Только после Второй мировой войны все переехали в Бельгию. Умерла А. А. Гумилёва в Брюсселе 1 февраля 1965 года. Она оставила любопытные, но грешащие неточностями воспоминания о Николае Гумилёве [33]. Во время Первой мировой войны А. А. Гумилёва пошла на фронт как сестра милосердия. Д. С. Гумилёв, поручик, прошел почти всю войну (по состоянию здоровья он был демобилизован раньше младшего брата [34]), получил пять орденов [35], был контужен. Последние годы его жизни прошли в доме жены. Д. С. Гумилёв вследствие контузии тяжело болел и умер вскоре после расстрела брата. Как записал Лукницкий со слов матери А. И. Гумилёвой, "10 сентября 1922 года в Риге, в психиатрической больнице, умер Дмитрий Степанович Гумилёв. Вдова его Анна Андреевна Фрей<ганг> жила в Риге до 30-х годов, пока не уехала в Брюссель" [36]. Жила она на самом деле не в Риге, а в имении "Крыжуты". Похоронен Д. С. Гумилёв был в Риге [37].
Для Николая Гумилёва мирная передышка закончилась 28 марта. 10 апреля в 5-м Гусарском Александрийском полку, когда все отмечали Пасху, был объявлен приказ №104 [38]: "§1. Поздравление с Пасхой. [...] §6. Из вольноопределяющихся Лейб-Гвардии Уланского Ея Величества Государыни Императрицы Александры Феодоровны полка Николай Гумилёв приказом Главнокомандующего армиями Западного фронта от 28-го прошедшего марта 1916 года за №3332 произведен в прапорщики с назначением в сей полк. Означенного обер-офицера зачислить в списки полка и числить налицо с сего числа и с назначением в 4-й эскадрон". Гусарский полк при этом располагался в фольварке Рандоль, расположенном на реке Дубна, притоке Двины, между Двинском и Резекне, ближе к Двинску. То есть, на очень небольшом расстоянии от тогдашнего местоположения Уланского полка в Люцине. В приведенной выше телеграмме из Уланского полка по поводу подписки о благонадежности сказано, что подписка дана им лично в штабе 3-й Армии, к которой относился полк, и что Гумилёв отбыл к месту нового служения 7 апреля. Исходя из этого, можно предположить, что Гумилёв, находясь в Петрограде, в последних числах марта узнал о том, что он произведен в прапорщики и зачислен в 5-й Гусарский Александрийский Государыни Императрицы Александры Феодоровны полк. В приказе по полку от 4 марта сказано [39]: "С 4 марта полк располагается в ф. Рандоль, Двинского уезда. Полк подчинен Командующему армиями Северного фронта Ген.-Ад. Куропаткину, Командующему 5-й Армии Ген.-лейтенанту Гурко, Начальнику дивизии Ген.-лейтенанту Скоропадскому. Командир полка полковник Коленкин".
5-й Гусарский Александрийский полк входил в состав 1-й бригады 5-й Кавалерийской дивизии; в состав этой же дивизии входил 5-й Драгунский Каргопольский полк [40]. Возможно, длительная переписка и затянувшееся назначение Гумилёва было связано с тем, что затребованные Главнокомандующим армиями Западного фронта документы, в частности, копия приемного формуляра, по ошибке попали в 5-й Драгунский Каргопольский полк, среди многочисленных документов которого они были случайно обнаружены сотрудниками РГВИА (тогда еще ЦГВИА) лишь в середине 1980-х годов [41].
эскадронов [42], с указанием их присутствия в полку и выдачи им продуктов за февраль — март 1916 года. Приказы отпечатаны на машинке, фамилия Гумилёва первоначально в них отсутствовала, однако позже она была вписана от руки в состав 4-го эскадрона: прапорщик Гумилёв, с прочерком его присутствия в этот период. Командиром 4-го эскадрона в это время был подполковник Аксель Радецкий. Служба Гумилёва в составе 4-го эскадрона началась 10 апреля 1916 года. В полк он мог прибыть накануне вечером. Как было сказано выше, 10 апреля было воскресеньем, когда отмечалась Пасха. Так что на Пасхальной службе Гумилёв присутствовал уже в своем новом полку.
же день, 10 апреля, в далекой от Двины черноморской Одессе, в газете "Одесский листок" №97 было напечатано снабженное факсимильной подписью Гумилёва стихотворение, ставшее впоследствии знаменитым благодаря следующим строчкам:
... Пуля, им отлитая, просвищет
Над седою, вспененной Двиной,
Грудь мою — она пришла за мной...
"Рабочий" Гумилёв включил его (с разночтениями) в вышедший в 1918 г. сборник "Костер" [43]. Отметим еще и то, что хотя Гумилёв неоднократно ранее бывал в Одессе (последний раз — по дороге из африканской экспедиции в сентябре 1913 года), это была его единственная прижизненная публикация там. Каким образом стихотворение попало в Одессу — совершенно непонятно. Вызывает сомнение утверждение Романа Тименчика, что "стихотворение было послано Ахматовой" [44]. Необходимо заметить, что оно могло быть написано только очень незадолго до публикации, судя по всему, не ранее 28 марта, когда Гумилёв уже узнал о назначении и о том, в каком районе ему предстоит служить — в Латвии, на Двине, но сам там тогда еще не побывал.
— район Режицы (Резекне) — Люцина (Лудза), где стоял Уланский полк весной 1916 года. 2 — район фольварка Рандоль (Арендоль) и станции Ницгаль (Ницгале), куда вначале прибыл Гумилёв, и где он впервые участвовал в боевых действиях в составе Гусарского полка, апрель — май 1916 года. 3 — переход от Рандоля в район Шлосс-Лембурга (Малпилс) в начале июля 1916 года, через Стеки — Ляудона — Одзиена — Сиссегаль — Вите. 4 — расположение полка в резерве около Шлосс-Лембурга в июле — сентябре 1916 года; плац у мызы Гросс-Кангерн. 5 — расположение полка около станции Ромоцкое (Иерики), октябрь — ноябрь 1916 года. 6 — расположение полка в районе Ней-Беверсгофа (Яунбебри), ноябрь 1916 — февраль 1917 года. 7 — боевой участок вдоль Двины в районе Кокенгаузена (Кокнесе), декабрь 1916 — январь 1917 года.
В журнале военных действий за этот период сказано: "С 30 марта по 11 апреля в фольварке Рандоль полковым священником совершается богослужение: вербная всенощная и все страстные службы (вынос плащаницы и другие). Вторую Пасху полк встречает на фронте, нет уже многих, что были в прошлом году" [46]. Уже 12 апреля фамилия Гумилёва попадает в приказы по полку: "Приказ №106. §1. Гумилёв — дежурный по коноводам" [47]. В этот день гусары, до того находившиеся на отдыхе, должны были "выступить на смену драгун на боевое дежурство на участке от Лаврецкая — река Иван, в 1-й линии 4 эскадрона и 2 — в резерве" [48].
Как было сказано ранее, сохранились лишь немногочисленные воспоминания сослуживцев Гумилёва. В вашингтонском четырехтомнике Гумилёва были опубликованы воспоминания двух сослуживцев поэта по Гусарскому полку. Относятся они как раз к первому месяцу его службы. Приведем опубликованные там достаточно точные воспоминания (хотя записаны они были только в 1937 году) поручика В. А. Карамзина, служившего с марта 1916 г. оруженосцем при штабе 5-й кавалерийской дивизии [49], куда входил Гусарский полк. Большая их часть относится как раз к 12 апреля, дню, когда Гумилёв дежурил по полку [50]:
"...Когда прибыл в полк прапорщик Гумилёв, я точно не помню... Помню, как весной 1916 года я прибыл по делам службы в штаб полка, расквартированный в прекрасном помещичьем доме. Названия усадьбы не помню, но это та самая усадьба, где мы встречали Пасху с генералом Скоропадским и откуда полк выступил на смотр генерала Куропаткина..."
Прекрасный помещичий дом сохранился, — это бывший фольварк Рандоль. Дом, очень живописный, асимметричный, с башенками и обширным балконом-террасой, огражденным ажурной металлической решеткой и украшенным каменными вазами, стоит посреди парка в нынешнем селе Арендоле. На главной башне фамильный герб и дата постройки — 1901 год. Когда в 1993 году удалось там побывать, дом был запущен, заброшен и требовал срочного ремонта. К счастью, обнаруженные современные фотографии показали, что дом пережил "смутное время" приобретения Латвией своей независимости. Окрестности Арендоля живописны, в парке сохранилось оригинальное сооружение — старинная кирпичная двухэтажная баня, которая, видимо, использовалась гусарами по назначению. В селе недалеко от дома стоит костел.
5-й гусарский Александрийский полк входил в состав 5-й кавалерийской дивизии, командовал которой генерал-лейтенант Скоропадский. 18 апреля 1916 года его временно сменил генерал-майор Попов [51], а затем, 26 апреля, командиром дивизии стал генерал-майор Нилов. С 1 по 10 мая он устроил смотр полку, проводил конные занятия [52]. Смотр полка генерал-адъютантом Куропаткиным, командующим армиями Северного фронта, состоялся 17 июня 1916 года [53] (Гумилёва в это время в полку не было).