• Приглашаем посетить наш сайт
    Пастернак (pasternak.niv.ru)
  • Поэт на войне. Часть 3. Выпуск 7. Евгений Степанов (часть 13)

    Страница: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11
    12 13 14 15 16 17 18
    Примечания

    ПАРИЖ В ДЕКАБРЕ 1917-ГО ГОДА

    Как говорилось ранее, никаких прямых отзывов о работе Гумилева при Раппе обнаружить не удалось. Но один документ, относящийся к 29 ноября 1917 года, крайне любопытен. Заметим, что к этому времени отношения Раппа с различными подразделениями обострились, отряды, за дисциплину в которых он отвечал, отказали ему в доверии, и на этом фоне особенно выделяется подписанный им документ487:

    «Комиссар Временного Правительства и Исполнительного Комитета Сов. Раб. и Солд. деп. при Русских Войсках во Франции. 59, rue Pierre Charron. Париж. 16/29 ноября 1917. №148. Спешно. Старшему коменданту г. Парижа.

    Прошу Вас освободить от дежурства прапорщика Гумилева, единственного488 офицера, находящегося в моем распоряжении, как это Вы сделали по отношению к писарю моему Евграфову. В отсутствие прапорщика Гумилева вся работа останавливается (выделено мною). Евг. Рапп (подпись)».

    Отпечатанный на машинке документ испещрен множеством печатей и резолюций, и к нему приложено еще несколько бумаг. Вопрос решался долго. Вначале стоит квадратная печать: «Старший комендант г. Парижа. 17/30. XI 1917. Вх. №3183». Рядом первая резолюция: «17/30 — XI. Освободить офицера могу лишь с разрешения генерала Занкевича». На обороте документа направление его обратно Раппу: «Получено 30. XI 1917. №130. Комиссару Временного Правительства. Препровождаю согласно резолюции Старшего Коменданта. За Помощника Коменданта Поручик Базилевич. 17/30 ноября 1917 г. №3771». Вскоре подписавший этот документ поручик Базилевич будет передан в распоряжение Военного комиссара Раппа. Рапп наложил на документ резолюцию-направление: «На заключение Ген. Занкевича. Е. Рапп. 30/ХI». И попросил Гумилева подготовить от своего лица еще одну бумагу (на таком же бланке, Комиссара Раппа)489: «Штаб-офицеру для поручений при представителе Временного правительства полковнику Бобрикову. Препровождаю согласно резолюции Военного комиссара на заключение Представителя Временного правительства. Приложение: сношение Военного комиссара за №148. Прапорщик Гумилев (подпись от руки)». На этой бумаге — прямоугольный штемпель: «Вх. №1611, 18 ноября/1 декабря 1917». Но подключение знакомого Гумилеву Бобрикова не помогло, и в этот же день появляется третья бумага, от Занкевича Раппу490: «1 декабря 1917. №1819 на №148/151. Военному Комиссару. В виду сравнительно небольшого количества дежурных офицеров, а с другой стороны необременительности самого дежурства, связанного с пребыванием в самом бюро, я прошу Вас не отказать не настаивать на данном вопросе. Генерал-майор Занкевич». И наконец, спустя несколько дней, Занкевич, видимо, устно договорившись с Раппом, накладывает на его первое прошение еще одну резолюцию: «Ввиду небольшого числа дежурящих офицеров просить г. Комиссара отказаться от его просьбы. 24. ХI/7. XII. (Подпись Занкевича)».

    Действительно, в утвержденной 24 ноября инструкции говорилось491«Инструкция. Дежурный по русским военным учреждениям, находится в городе Париже в доме №59 по ул. Пьер Шаррон». По этому же адресу располагался и Комиссариат Раппа. В справке из строевого комитета г. Парижа сказано, что дежурство несут 19 человек492. Обнаружился в архиве и документ с утвержденными в ноябре обязанностями дежурных офицеров493:

    «Обязанности дежурного офицера. (Смена дежурных — в 9 ч. утра, в военной форме, без оружия).

    Наряд на дежурство ведет старший комендант русских войск в г. Париже.

    Обязанности дежурного офицера.

    1. Дежурный офицер подчиняется непосредственно старшему коменданту русских войск в Париже.

    2. Дежурный офицер должен неотлучно находиться в канцелярии управления старшего коменданта.

    3. Он должен следить за общим порядком во всем здании и правильным получением и распределением всей почты по управлению, находящемуся в д. №59 Пьер Шаррон.

    4. Вне присутственных часов, он вскрывает все прибывающие телеграммы, а также прочитывает телефонограммы и, в случае экстренности, уведомляет срочно тех лиц, к делопроизводству коих они относятся.

    5. Он принимает лично всю прибывающую корреспонденцию и в присутственные часы, по занесении ее в дежурную книгу установленного образца, немедленно рассылает с дежурным писарем по управлению корреспонденцию, полученную в неприсутственное время, сдает ее при первой же необходимости по принадлежности. С телеграммами и телефонограммами, а также бумагами весьма срочного характера, поступает, как указано в 4-м пункте настоящей инструкции.

    6. У него должна находиться книга со всеми адресами и номерами телефонов офицеров и чиновников управления, чтобы, в случае необходимости, можно было их вызвать или уведомить.

    7. В случае задержки и доставки кого-либо в комендатуру управления, он должен, если это офицер, сообщить кому-либо из офицеров команды управления, если это солдат, то направить его в сопровождении 2-х конвойных, старшему казармы „Пепиньер“.

    8. В случае пожара в расположении здания или вблизи его, он немедленно уведомляет об этом всех начальственных лиц, делает распоряжения о немедленном спасении канцелярии и имущества из помещения, которым угрожает опасность, и одновременно извещает пожарную часть.

    9. Дежурному офицеру разрешается отлучиться для завтрака с 13 час. до 14 час. и для обеда с 19 час. до 20 1/2 часа.

    10. После смены с дежурства, дежурные освобождаются в этот день от занятий».

    Именно эти обязанности должен был выполнять Гумилев, так как освободить его от дежурства Раппу не удалось. Но эти несколько «бюрократических» документов позволили нам заглянуть в повседневную служебную жизнь офицера для поручений Николая Гумилева в последние месяцы его пребывания в Париже, а также составить некоторое представление о его взаимоотношениях со своим непосредственным начальником Евгением Раппом.

    Если существование Военного комиссариата в Париже было пока еще как-то оправдано, то поражает факт продолжения в эти дни работы Военного комиссариата при Временном Правительстве в Петрограде. 30 ноября там был объявлен приказ Военного комиссара №62, оказавшийся последним. Не могу отказать себе в удовольствии воспроизвести его494: «Приказ №62 по Управлению Военного Комиссара Временного Правительства при Верховном Главнокомандующем. 17 ноября 1917. Ставка. По хозяйственной части. §1. Исключить из описи имущества Управления разбитых, во время переезда Управления с Быховской улицы на Большую Садовую, 5 чайных стаканов. §2. Уплачено по счету №158 магазина Т. Н. Шейнину за пять плевательниц для Управления Пятнадцать рублей 75 копеек. §3. Уплачено по счету №159 Х. Рабиновичу, за иголки для Управления, один рубль. Итого израсходовано 16 р. 75 к. §4. Купленные для Управления ПЯТЬ плевательниц записать в описи имущества Управления. Подлинник подписал Военный Комиссар СТАНКЕВИЧ». Остается только посочувствовать комиссару Станкевичу. Или вот вспомнить Саломею — С. Н. Андроникову-Гальперн495: "Жили мы в Крыму, собирались в сентябре вернуться в Петроград. <...> У меня был знакомый, влюбленный в меня адвокат, Гальперн Александр Яковлевич, еврей, интеллигент. Так вот, Гальперн каждый раз писал мне в Крым письма, умоляя не приезжать в голодный Петербург, переждать в Крыму. Переждали. <...> По совету Гальперна я решила отвезти дочку на Кавказ, оставить ее у мамы и одной вернуться в свой революционный город. <...> «Если вы такая сумасшедшая, можете ехать голодать, но ребенка завезите матери» — писал Гальперн. Так я отправилась <...> в Баку. Я никогда больше не увидела Петрограда. Кстати, в Баку мне из Крыма переслали письма, которые Гальперн продолжал писать. Среди них была телеграмма, датированная 24 октября 1917 года: «Можете возвращаться. В столице спокойно. Временное правительство укрепилось». На следующий день мой Гальперн сидел под арестом у большевиков. А я, уже в эмиграции, когда вышла замуж за Гальперна, — его выпустили и дали возможность уехать за границу, — имела повод смеяться над ним: «Хорошо осведомленное правительство! Я считала и считаю, что они получили то, чего заслуживали».

    большой объем работ вполне соответствуют истине. Как следует из приведенных выше документов о дежурстве Гумилева, в доме по улице Пьера Шаррона, 59 размещались, помимо комиссариата Раппа, и другие русские военные учреждения. Там же проходили заседания недавно созданного исполнительного комитета военнослужащих г. Парижа. 30 ноября на заседании комитета рассматривалась жалоба члена комитета полковника Коллонтаева на неправомерные действия подполковника Крупского, служившего в Управлении Военного Агента графа А. А. Игнатьева и назначенного последним для связи с этим комитетом. В сохранившемся заявлении Коллонтаева сказано496:

    «Внеочередное заявление в закрытом заседании. В исполнительный комитет военнослужащих г. Парижа от члена того же Комитета полковника Коллонтаева. Сего числа около 12 ч. дня поручик Владимиров, встретив меня возле Тылового управления, задал мне вопрос: получил ли я повестку на сегодняшнее заседание Исполнительного Комитета497, а затем прибавил, что адресованная на мое имя повестка попала к подполковнику Крупскому, который принес ее Комиссару Раппу с протестом против вопросов, подлежащих сего числа рассмотрению Исполнительным Комитетом. Ответив, что никакой повестки я не получал, я тотчас же поднялся к Комиссару Рапп и спросил его, каким образом к нему могла попасть адресованная на мое имя повестка. На это Комиссар сначала ответил мне, что он никакой повестки не видел и ничего не знает. Потом, порывшись в одной из папок Канцелярии, нашел повестку, мне адресованную, и сказал, что недоумевает, почему и как она тут очутилась. Затем сделал догадку, что, вероятно, подполковник Крупский принес ее498, чтобы узнать, утверждена ли эта повестка им, Комиссаром, как это следует „по закону“. Вошедший в это время прапорщик Гумилев доложил Комиссару, что действительно подполковник Крупский лично принес адресованную на мое имя повестку и спрашивал, утверждена ли таковая комиссаром. Тогда я заявил Комиссару, что не знаю „закона“, на основании коего повестки дня должны быть утверждаемы Комиссаром и что прошу мне таковой указать. На это Комиссар мне сказал, что я плохо знаю приказ по В. В. за №213499, а что касается до того, как попала моя повестка к подполковнику Крупскому, то он не знает. Таким же незнанием этого факта отозвался и прапорщик Гумилев. Прошу Исполнительный Комитет не отказать рассмотреть и обследовать все это дело подробно в настоящем же заседании500. Подлинник подписал полковник Коллонтаев. Верно: секретарь (подпись неразборчива)». В этот ли день дежурил Гумилев, или в один из следующих, сказать трудно, но очевидно, что скучать ему у Раппа не приходилось.

    В этот же день сотрудникам русской миссии выдавалось жалованье, но ведомость за ноябрь с его автографом не сохранилась. Судя по сохранившейся ведомости за декабрь, он в ноябре получил, как ему было и положено, 284 франка. Еще в архиве сохранился «Расчет Тылового Управления Русских войск во Франции на выдачу состоящим на денежном довольствии при Управлении офицерам суточных денег и полевых порционных за ноябрь 1917 года»501. Далее следует ведомость, в виде широкой таблицы, которую здесь воспроизвести сложно, поэтому приведу ее содержание по «столбцам», для строки, относящейся к Гумилеву.

    (1) Состоящий при Комиссаре Временного Правительства Прапорщик Гумилев (приказ №51).

    (2) Число суток: 30.

    (3) Суточный оклад: 30.

    (4) Причитается: 900.

    (5) Удержано — стоит прочерк.

    (6) Выдано на руки: 900.

    (7) Расписка в получении денег: проставлена расписка-автограф — Девятьсот франков получил прапорщик Гумилев.

    В списке 9 фамилий: у всех суточные по 30 франков, Гумилев идет под №4.

    Представляет интерес еще одна ведомость о зарплате. Это «Расчет Тылового Управления на выдачу жалованья переписчикам и машинисткам Управления на ноябрь месяц 1917 года»502. В этой ведомости значится: «Кому выдать деньги — Переписчице БУШЕ (приказ по управлению №36). Месячный оклад — 350 франков. Сумма — 350 франков. Расписка в получении денег — (стоит автограф) триста пятьдесят франков — ». Впервые в военных документах встречается имя Елены Карловны Дюбуше, парижской «Синей звезды» Николая Гумилева. Почерк у нее — очень изящный. И именно так она сама писала свое имя — Елена Дю Буше.

    Сохранился еще один денежный документ, непосредственно касающийся Гумилева и датированный тем же самым днем, 30 ноября. Подготовлен он был в России и до Парижа добрался тогда, когда Гумилев был уже в Лондоне. Причитающиеся по нему деньги он получил уже в Англии. Сам документ приведем здесь, и напомним о нем позже. Появление его связано с начавшейся еще в октябре перепиской о получении добавочного жалованья за Георгиевский крест начальника Тылового управления Карханина с отделом по устройству и службе войск Главного управления Генерального штаба503. Подготовлен документ в бывшем полку Гумилева, об отчислении из которого в сентябре 1917-го года он так и не узнал504:

    «В Тыловое Управление Русских войск во Франции. Париж. АТТЕСТАТ №10986. Дан сей от 5-го гусарского Александрийского полка на прапорщика Гумилева, командированного на Салоникский фронт, в том, что по имеющемуся у него Георгиевскому кресту 3-й степени, пожалованному за отличие, оказанное им в делах против неприятеля, он удовлетворен по этому кресту из оклада в год по шестьдесят рублей по первое мая 1917 г. 17/30 ноября 1917 года. Действующая армия. Командир полка Полковник (роспись). Вр. и. д. Помощника по хозяйственной части Полковник (роспись). Вр. и. д. Полкового Адъютанта Штаб-ротмистр (подпись)». В углу аттестата — гербовая печать 5-го Гусарского Алекс. полка. О получении этого документа и наложенных на него резолюциях будет сказано ниже.

    Декабрь 1917-го года начался с объявления Занкевичем следующего приказа505: «Приказ по русским войскам №144 от 18. 11/1. 12 1917 г. По части инспекторской. §1. В виду переживаемого нашей Родиной острого политического момента, приказываю, как это ни тяжело, всем военнослужащим русским, находящимся во Франции, не посещать увеселительных мест, ресторанов, театры и прочее в военной форме. Вообще советую носить вне службы по возможности статское платье. Желающим разрешаю и на службе быть в статском платье. Занкевич». Так что декабрь начался внешним «расформированием» русских военнослужащих в Париже, а закончился он — официальным закрытием русской военной миссии и большинства ее подразделений, в том числе и комиссариата, где служил Николай Гумилев. Ниже будет приведен ряд документов, описывающих этот тяжелый для всех процесс, в ходе которого постоянно возникали конфликты между его участниками. 1 декабря Рапп подал рапорт Занкевичу, требуя соответствующих санкций за «оскорбление должностного лица при исполнении им своих служебных обязанностей»506. Конфликт был связан с его безуспешными попытками наладить хоть какое-то взаимодействие с 1-й Особой дивизией. 3 декабря из пока еще как-то работающей Ставки в Петрограде пришел очередной обзор о политическом и военном положении в России и на фронтах507. Предыдущий отчет, отправленный 7 ноября, приведен выше. На этот раз в отчете сообщается о выступлении большевиков, об аресте Временного Правительства, о бегстве Керенского, о его поражении под Гатчиной, о назначении главнокомандующим Духонина, о беспорядках в Москве и расстреле там юнкеров, об образовании Совета Народных Комиссаров под председательством Ленина и неприятии его другими партиями, об отставке Духонина из-за отклонения им ультиматума большевиков и назначении на его место прапорщика Крыленко. О том, что именно в этот день Духонин был убит, сообщить не успели.

    В канцелярии Раппа работа пока еще продолжалась. 3-м декабря зарегистрирована бумага из канцелярии Занкевича508: «Вх. №1736 от 20. 11/3. 12 1917. Военному Комиссару. По приказанию Представителя Временного Правительства при сим препровождаю Вам на заключение протокол Комитета Русских Военнослужащих в Париже. Просим Вас не отказать вернуть переписку после ознакомления. Полковник Бибиков». Что было в этой переписке — не ясно. Возможно, бумаги, связанные с подготовкой выборов в Учредительное Собрание. На следующий день, 4 декабря, из его канцелярии приходит еще одна бумага Раппу, интересная тем, что в ней обозначен полный состав миссии на начало декабря509: «Вх. №1961 от 22. 11/4. 12 1917 г. Председателю Комиссии по выборам в Учредительное Собрание. В Русской военной миссии, судной части и при Военном Комиссаре Русских войск во Франции следующий воинский состав:

      Генералов Офицеров Солдат
    2 7 6
    2. Судная часть 1 3 2
    3. Военный Комиссар 3* 1
    Всего 3 13 9

    * В число 3-х офицеров входит и сам Военный Комиссар.

    В. и. д. штаб-офицера для поручений Полковник Бобриков».

    Из этого документа следует, что штат Военного Комиссара возрос до четырех человек: сам Рапп, два офицера — прапорщик Гумилев и поручик Базилевич, писарь Евграфов.

    5 декабря Занкевич подписывает важный документ, говорящий об отношении Русской миссии и союзников к возможному заключению перемирия, к которому призывал Троцкий510: «22. 11/5. 12 1917 г. Никакого предложения перемирия Правительством не сделано. Послы при союзниках никаких инструкций не получали. Информация здесь крайне недостаточна. Союзники не теряют надежды, что Россия не позволит измены и сепаратного мира. Поэтому они с ней не разрывают, продолжая помогать ей, и готовы служить всячески, если будут указания, что нужно и необходимо сделать. Они хорошо понимают, что при настоящих условиях трудно рассчитывать на военную помощь России, и будут вести войну без этой помощи. Но необходимо все-таки, чтобы Россия не становилась на сторону врагов, не возвращала им пленных и не давала продовольствия, столь необходимого, чтобы она не прекращала блокаду. Это первое, к чему надо стремиться. Было бы крайне желательно, коли мирным переговорам суждено начаться, чтобы дело было поставлено так, что Германия высказала свои условия общего мира, то есть, чтобы было исполнено обещание Троцкого, что он хлопочет не о сепаратном, а об общем мире. Если есть какая-либо возможность принудить исполнить это обещание, это надо постараться сделать. Правительство здесь тоже занимает выжидательное положение, воздерживается от заявлений и слов. Если бы в России образовалось Правительство, которое было бы признано ей, и которое не вело бы к измене, можно было бы думать, что здешнее Правительство, какова бы ни была политика относительно мира, постаралось бы иметь с ним сношение. Здесь очень интересуются, в какой мере можно надеяться на образование здорового центра на юге России. Занкевич».

    Брожения в русских частях Франции все нарастало. 7-го декабря получено послание от Отрядного комитета в Иере (Hyères). Это еще одна колония русских солдат на южном побережье Франции, восточнее Марселя, где солдаты проходили курс лечения. И там все недовольны руководством511: «Наказ делегатам Иерской команды выздоравливающих солдат в Отрядный комитет русских войск во Франции (принято на собрании в Иере 24 ноября/7 декабря 1917 г. ) <...> 2) Генерала Занкевича, Комиссара Раппа и Графа Игнатьева удалить и взять власть Отрядному Комитету». И сюда, до Франции, добрался лозунг — «Вся власть Советам!»

    В этот же день, ранее прикомандированного к Раппу от 1 бригады писаря, перевели в его штат512: «Приказ по русским войскам №146 от 24. 11/7. 12 1917 г. <...> §4. Младший писарь 1-го маршевого батальона 1-го Особой пехотной дивизии Александр Евграфов переводится в управление Комиссара Временного Правительства при русских войсках во Франции с переименованием в старшего писаря высшего оклада». Но вскоре Рапп будет вынужден покинуть свою должность, причиной чего, помимо его расхождений с отрядом, будет бурная, во многом провокационная деятельность недавно прибывшего в Париж Военного комиссара Салоникского фронта Михайлова. 8 декабря Михайлов подает докладную записку Занкевичу, на бланке Военного Комиссара на Македонском фронте513: «Вх. №1692 от 25. 11/8. 12 1917 г. Приехав сегодня в 10 ч. 30 м. утра в управление, я случайно узнал о том, что сегодня в 10 ч. утра состоится панихида по Верховному Главнокомандующему Генералу Духонину. Крайне сожалею, что не имел возможности присутствовать на панихиде исключительно потому, что совершенно не был поставлен об этом в известность. Примите уверения в совершенном уважении. Михайлов». Думаю, что Гумилев и Рапп на этой панихиде присутствовали. В этот же день воззвания Михайлова попали в приказ по Русским войскам514: "Приказ №149 от 25. 11/8. 12 1917 г. Объявляю приказ Фронтового Военного Комиссара Временного Правительства М. А. Михайлова от 5 декабря 1917 г. " В самом многословном приказе сплошь общие слова — поднять боевой дух, заслушать доклады начальника миссии и Е. И. Раппа, который посетил Ля Куртин, перевести арестованных из лагеря Ля Куртин в Бордо, то есть в лагерь Курно. Здесь важно то, что Михайлов сообщает о недавнем посещении Раппом лагеря Ля Куртин, других документов об этом обнаружить не удалось. Скорее всего, его сопровождал туда и Николай Гумилев. Результатом посещения Раппом лагеря Ля Куртин, видимо, явился «Приказ по русским войскам №150 от 25. 11/8. 12 1917 г. Солдаты из-под ареста (Ля Куртин) направляются на работы (вне сферы военных действий). Оклады по Тыловому управлению за все время нахождения под следствием (кроме зачинщиков)»515.

    10 декабря из Тылового управления было направлено сопроводительное письмо №4499 к «Списку офицеров, отправленных на Французский фронт и на Салоникский фронт»516. Список включил 79 офицеров, отправленных на Французский фронт, и 54 офицера, отправленных на Салоникский фронт. Среди последних, под №39, записан: «5-го Гусарского Александрийского полка прапорщик ГУМИЛЕВ — При Комиссаре Временного Правительства русских войск во Франции».

    Разъезды Раппа и, скорее всего, сопровождавшего его Николая Гумилева по лагерям продолжились и в декабре. 13 декабря Рапп посылает Занкевичу телеграмму из лагеря Курно о подготовке выборов в Учредительное собрание517 ее Анной Энгельгардт. Здесь давать ее письмо не имеет смысла, так как оно ничего не говорит нам о жизни Гумилева в Париже. Оно будет приведено в Приложении 3, вместе с еще двумя не нашедшими своих адресатов письмами, посланными из Парижа в Россию весной 1918 года. Чтобы можно было сравнить — как «парижане» представляли себе жизнь в России и наоборот.

    участвовать в боях 2-я Особая пехотная дивизия. Однако приказом по русским войскам №155518 от 6/19 декабря 1917 года было объявлено, что «французы отказались ждать созыва Учредительного Собрания. Посылка войск в Салоники — невозможна. Дивизия передается властью на работы — по указанию Французского Правительства». Еще ранее, постановлением от 16-го ноября 1917-го года за № 27576 французского военного министра Клемансо, состоявшего в то же время председателем Совета Министров, было решено, что русские солдаты, находившиеся во Франции, подлежали распределению на 3 категории: желающих записаться добровольцами во французские войска, желающих работать во Франции там, где это требуется и тех, кто не принимает эти условия — все они подлежали отправке в Северную Африку. Это был так называемый «трияж». Одновременно Клемансо постоянно ставил вопрос о возвращении русских контингентов в Россию. В письме к французскому министру иностранных дел от 19-го ноября он указывал, что единственная возможность выполнить это состоит в том, чтобы использовать американские суда, которые высаживают свои войска во Франции. Прибывающим необходимы были помещения, постройка которых, без сомнения, обойдется дороже, чем отправка 16 тысяч человек в Россию. При этом предполагалось освободить для американцев лагеря Ля Куртин и Курно, которые могли дать крышу для размещения 23 тысяч человек. Однако такое решение американцев не устроило, в течение декабря лагеря были освобождены, все русские отряды прошли через «трияж». Большинство из них оказалось в Северной Африке.

    Агент граф Игнатьев. Так, 20 декабря им с Раппом пришлось разбираться с жалобой Отрядного Комитета, представителей которого Игнатьев отказался принять только потому, что они пришли к нему вместе с полковником Коллонтаевым519; об инциденте между Коллонтаевым и сотрудником Игнатьева Крупским, участником которого оказался Гумилев, было рассказано выше.

    Хотя Занкевич ранее, 23 августа, распорядился о выплате Гумилеву суточных, и он их, как мы видели, регулярно получал, потребовался дополнительный приказ, который был объявлен 21 декабря520: «Приказ по русским войскам №156 от 21 декабря 1917 г. (н. ст. ). По части хозяйственной. <...> §2. В дополнение приказов моих №51 и 52. Прапорщика ГУМИЛЕВА и офицеров французской службы Капитана Нарышкина и Подпоручика Извольского считать зачисленными на суточные деньги применительно к ст. 794 кн. XIX. С. В. П. и приказа по В. В. 1915 г. №283». В этот же день из Копенгагена было получено послание, касающееся заключения большевиками сепаратного мира521: «Вх. от 8/21 декабря 1917 г. (из Копенгагена). Передаю послание в Огенквар522 „Заключение сепаратного перемирия и неизбежный по видимости сепаратный мир считаю позором для России, всецело ложащимся на правительство народных комиссаров, признать коих мне не позволяет совесть. Тем не менее, буду продолжать свою работу, доколе это будет возможным по местным условиям, прежде всего в интересах самих союзников. Буду также сообщать в Огенквар все имеющее прямое отношение к военным интересам России и заботиться о находящихся здесь воинских чинах. Однако оставляю за собой свободу действий и отчета в них большевистским комиссарам давать не буду. Все находящиеся в моем распоряжении чины разделяют мою точку зрения“. 1363. Потоцкий».

    23 декабря Рапп отправляет письмо Занкевичу №167523, касающееся деятельности комиссара Михайлова. Рапп просит Занкевича привлечь Михайлова к ответственности за провокационные воззвания. 29 декабря и. о. военного прокурора своим рапортом №397524 признает эти воззвания соответствующими деяниям ст. 362 уполномочия о наказаниях 1885 г. Однако все это уже мало кого волновало. 24 декабря Клемансо подписал положение о русских войсках во Франции, согласно которому командование ими полностью переходило к французам, никакие комитеты не допускались. Фактически русский экспедиционный корпус расформировывался. При этом французское правительство, в виду прекращения высылки из России соответствующих кредитов, брало на свое попечение все расходы по содержанию русских контингентов.

    Но пока Отрядный Комитет лагеря в Курно, особенно невзлюбивший Раппа, на своем заседании 27 декабря принимает решение отстранить его от должности комиссара. Из протокола заседания525«1) Не только Отрядный Комитет второго созыва, но и Отрядный Комитет первого созыва совершенно в категорической форме высказался за замену комиссара Раппа новым лицом. 2) Второй Отрядный Съезд, обсудив всю деятельность комиссара Раппа в отношении Отряда, в категорической форме высказался против него. <...> 6) В не менее категорической форме, чем Отрядный Комитет, было высказано осуждение деятельности комиссара Раппа всем высшим командным составом во главе с Генералом Занкевичем и Генералом Лохвицким, это имело в ряде заседаний спец. делегаций Отрядного комитета с представителями высшего командного состава». В дополнение к этому протоколу прилагается протокол общего собрания Г. г. офицеров и чиновников 1-й Особой пехотной дивизии от 14/27 декабря 1917 г.526: «Общее собрание гг. офицеров и чиновников 1-й Особой пехотной дивизии 14/27 декабря с. г. в присутствии Комиссара Временного Правительства Михайлова единогласно постановило: 1. Выразить порицание через Комиссара Михайлова бывшему комиссару Раппу за его бездеятельность, приведшую к дезорганизации Русского Отряда во Франции. 2. Поставить в известность Представителя Временного Правительства во Франции о недопустимости возвращения Е. И. Раппа на пост Комиссара Отряда. Председатель собрания полковник Рытов». 28 декабря Рапп извещает Занкевича о «прибытии комиссара Михайлова»527, явочным порядком сместившего Раппа. Следовательно, тогда и закончилась служба Гумилева офицером для поручений при комиссаре Раппе. 29 декабря это было узаконено528: «Приказ по русским войскам №162 от 29 декабря 1917 г. (н. ст. ). <...> §11. Комиссара Временного Правительства Михайлов, его помощника Розенфельда и состоящего при нем поручика Чуприна зачислить на денежное довольствие при Тыловом Управлении, первого с 21-го октября, второго с 4-го ноября и третьего с 26-го ноября с. г. ст. стиля. Справка. Сношение Комиссара Михайлова, вх. №1683. Основание: Штат Управления Комиссара». При новом комиссаре — свои помощники.

    Так что накануне Нового Года Гумилев оказался не у дел, и можно предположить, что у него появилось много свободного времени. Поэтому следует обратить внимание на другой приказ, объявленный тоже 29 декабря529«Приказ по Тыловому управлению русских войск во Франции №90, 16/29 декабря 1917 г. г. Париж. По части инспекторской. <...> §4. Объявляю, что M-lle Елена Карловна Дю-Буше уполномочена Американским Обществом Христианской молодежи устраивать елки в госпиталях и командах, расположенных в районе и области. §5. Объявляю для сведения, что в ближайшие дни для устройства елки и раздачи нашим больным и раненым воинам, находящимся в районе XVI и XVII военных округов, отправится мадам Мария Артуровна Рафалович. Начальник управления полковник Карханин». Сопровождал ли он свою «Синюю звезду» — нам неизвестно. Но вполне мог.

    В связи с упоминанием того, что Елена Карловна Дю-Буше была связана с Американским Обществом Христианской молодежи, привлек к себя внимание один странный «документ», сохранившийся в не полностью разобранном архиве Михаила Ларионова в ГТГ530

    В верхнем левом углу конверта напечатан знак (равнобедренный синий треугольник, направленный вершиной вниз) известной международной религиозно-благотворительной организации Y. W. C. A. — Young Women’s Christian Association (Женское Молодежная Христианская Организация), имевшей национальные отделения во многих странах мира. Это — «женское отделение» более известной российскому читателю организации YMCA (Young Men’s Christian Association — Молодежная Христианская Организация; особенно она известна у нас по издаваемым издательством YMCA-PRESS книгам, многие из которых включены в список использованной в данной публикации литературы; возглавляет это издательство Никита Струве, часто упоминавшийся Глеб Струве приходится ему дядей). На конверте написано всего несколько слов, одно подчеркнуто красными чернилами: «Cummings» (два последних слова — неразборчивы). Вдоль узкой стороны конверта написано: GUMILEV.

    Более на конверте (и в конверте) — нет ничего, потому он поначалу не привлек к себе внимания. Относиться к посланным Гумилевым Ларионову письмам и запискам он явно не мог. Но через некоторое время выстроился неожиданный сюжет. Не могу настаивать на его достоверности, но считаю целесообразным его здесь привести. Может быть, дальнейшие изыскания либо подтвердят его, либо опровергнут. Как сказано чуть выше, уполномоченной этой благотворительной организации в Париже от США была Елена Карловна Дю-Буше. А слово «Cummings», скорее всего, указывает на очень известного американского поэта — Эдварда Эстлина Каммингса (Edward Estlin Cummings, October 14, 1894 — September 3, 1962). В эти годы Каммингс только входил в литературу, но уже был близок к тому кругу поэтов, среди которых Гумилев общался в Лондоне в июне, перед приездом в Париж (Эзра Паунд и его окружение). По его биографии выяснилось, что летом 1917 года он, по военно-медицинским делам свойственно и Гумилеву). Помещен он был в пересыльную тюрьму Dépôt de Triage в Ла Ферте-Масе, Нормандия (La Ferté-Macé, Orne, Normandie). В середине декабря его выпустили благодаря вмешательству влиятельного отца (и, видимо, кого-то в Париже). То есть все это происходило тогда, когда Гумилев постоянно пребывал в Париже. В начале 1918-го года Каммингс вернулся к себе в Америку, а Гумилев уехал в Англию. С большой степенью вероятности можно предположить, что в Париже они встречались, и вполне возможно, что какое-то участие в его освобождении принял Гумилев. Через посредничество Дю-Буше, помогавшей раненым и осужденным (заметим, что арестовали Каммингса как раз тогда, когда было арестовано и помещено в тюрьмы много русских солдат после восстания в Ля Куртин), он мог с ним связаться. Поэтому одинокий конверт, случайно сохранившийся в архиве Михаила Ларионова, может оказаться свидетельством этого.

    В последний день месяца (и года) Гумилев получил все причитающееся ему жалованье — последние «законно заработанные» им деньги за службу как офицер для поручений при Военном комиссаре Раппе. На этот раз сохранилось три ведомости, в которых он оставил свои автографы. Две были описаны выше, и укажем только, сколько он по ним получил. Третья — специфическая.

    Итак, первая ведомость531: «Расчет Аттестат за №№1794, 1798, 1832, 4196, 4319, 1473, 2350 и Сношение Военного Агента №515. 31 декабря 1917 г. №1808». Далее идет сама ведомость, в которой он расписался: «Двести восемьдесят четыре франка получил прапорщик Гумилев». Как и ранее, жалованье его составляло 106 руб. 50 коп. «Столовые» и «На представительство» ему не полагались, и поэтому, как и раньше, у него меньше всех. В этой ведомости фигурируют сразу два военных комиссара, Рапп и Михайлов, каждому полагалось по 750 рублей. При Раппе обозначен проработавший у него всего один месяц, временно исполнявший обязанности начальника его канцелярии поручик Базилевич, получивший 400 рублей. Любопытно, что помощники при комиссаре Михайлове получили больше помощников Раппа: поручик Чупринин 139 рублей, а прапорщик Розенфельд — 500 рублей. Сам Михайлов получил почти за три месяца — 1750 рублей.

    Следующая ведомость с автографом Гумилева532 — «Расчет Тылового Управления Русских войск во Франции на выдачу состоящим на денежном довольствии при Управлении офицерам суточных денег и полевых порционных за декабрь 1917 года». Далее идет сама ведомость, в которой он расписался: «Девятьсот тридцать франков получил прапорщик Гумилев». В декабре было 31 день, поэтому и получил он больше, чем в ноябре.

    533: "Расчет " Далее идет ведомость в виде таблицы из четырех колонок. В строке, относящейся к Гумилеву, сделаны следующие записи:

    (1) — Общая запись для всех: «Приказ по Русским войскам №156».

    (2) Кому выдаются деньги: Выделены отдельные Управления, среди которых значится — «Канцелярия Комиссара Временного Правительства», и в ней числится два человека: Поручику БАЗИЛЕВИЧУ и Прапорщику ГУМИЛЕВУ.

    (3) Сумма, фр. /сан. : 400 франков 00 сантимов.

    Расписка в получении денег — автограф Гумилева: «Четыреста франков получил прапорщик Гумилев».

    По этой ведомости каждому полагалось по 400 франков. Всего в эту ведомость включено 37 человек, которым уплачено 14800 франков.

    Приведем выписки еще из двух ведомостей, представляющих определенный интерес.

    "Расчет на выдачу жалованья переписчикам и машинисткам за декабрь: Переписчице Буше (приказ по Управлению №79) — 500 фр. Расписка — «Получила пятьсот франков Е-Дю Буше»534. У нее — высшее жалованье по этой ведомости.

    " жалованья за декабрь: писарь Никандр Алексеев — 148 фр. 66 с. "535 "Суточные писарям в штате Комиссара536— 8 х 16 = 128 фр. ; Алексей Евграфов — 8 х 16 = 128 фр. ".

    В двух последних приказах 1917-го года сказано537: «Приказ по русским войскам №164 от 31 декабря 1917 г. (н. ст. ). <...> §3. Объявляю для сведения, что Военный Комиссар при русских войсках на Македонском фронте и его помощник совершили нижеследующие поездки из Парижа. Военный Комиссар Михайлов с 14 по 17 ноября ст. ст. (с 27 по 30 ноября н. ст. ) — в Ля Куртин; с 26 ноября по 3 декабря ст. ст. () — в Бордо, Курно, Лимож, Ля Куртин; с 8 по 19 декабря ст. ст. (с 21 декабря по 1 января н. ст. ) в Бордо и Курно. Помощник его г. Розенфельд — с 18 по 19 декабря ст. ст. (с 31 декабря по 1 января н. ст. ». «Приказ по русским войскам №165 от 18/31 декабря 1917 г. <...> §5. И. Д. штаб офицера для поручений при военном комиссаре Временного Правительства при русских войсках на Македонском фронте поручик Чуприн (командированный в Курно с 26. 11/9. 12 1917 г. ) вернулся 13/26 декабря». 1917 год закончился сменой власти не только в столице, но и в военном комиссариате Парижа. В этот же день Занкевич, телеграммой от 18/31 декабря 1917 года объявил по войскам следующее538:

    «1) Начальник Штаба Фраквара от имени Главнокомандующего от 16/29 сего декабря категорически высказался за нежелательность сообщений в ГУГШ Русской Военной Миссии сведений Фраквара хотя бы и разведывательного характера, ввиду того, что нынешнем положении вещей в России Фраквар не видит никакой гарантии в том, что сведения тем или иным путем не попадут в руки противника. Ввиду изложенного, не считаю возможности идти в разрез с высказанным Фракваром категорическим пожеланием. Внутренняя работа Миссии по мере сил и возможности продолжается.

    2) Ввиду закрытия кредитов принужден приступить к сокращению штатов наших войск и подведомственных мне учреждений во Франции. Персонал Особой Пехотной дивизии направляется на работы одновременно с переформированием ее по сокращенному штату. О сокращении штатов и использовании дивизии донесу особо по проведении этой схемы.

    3) Вопрос об использовании значительного сверхкомплекта офицеров, получающемся вследствие сокращения штатов, составляет предмет особых моих забот. По укомплектовании частей Салоникской дивизии излишние офицеры будут направлены в Россию, а желающим будет облегчен перевод в союзнические армии.

    4) Исключительные обстоятельства заставляют меня принимать самостоятельные, нередко выходящие из обычных рамок, решения, о коих своевременно представлю отчет. 1933 Занкевич».

    что встреча Нового, 1918-го года среди русских в Париже была не очень веселой. Каждый понимал, что его ждут перемены, и навряд ли к лучшему. Первый же приказ Занкевича в Новом году, практически, повторял текст телеграммы539: «Приказ по русским войскам №166 от 2 января 1918 г. (н. ст. ). Париж. <...> §7. В виду прекращения поступления денежных средств из России на содержание Тылового Управления Русских войск во Франции приказываю Начальнику названного Управления: 1) Уволить с 1-го января (ст. ст. ) 1918 г. всех вольноопределяющихся служащих в Тыловом и Комендантском Управлениях, оставив для Тылового Управления одну переписчицу (для исполнения обязанностей телефонистки) и истопника. 2) Откомандировать в свои части от Тылового Управления и Управления Парижского Коменданта прикомандированных солдат, оставив лишь самое необходимое число писарей и уборщиков. Занкевич».

    В послужном списке Гумилева сказано540: "За расформированием управления военного комиссара оставлен на учете старшего коменданта русских войск в Париже. (Приказ по русским войскам №176) — 4 января 1918 н. ст. " Сам приказ был объявлен 12-го января541: «Приказ по русским войскам №176 от 12 января 1918 г. (н. ст. ). Париж. По части инспекторской. §1. Управление Комиссара Временного Правительства при русских войсках во Франции считать расформированным — с 4-го января нового стиля 1918 года. Находившимся в составе означенного управления: поручику Базилевичу и прапорщику Гумилеву состоять, впредь до устройства их служебного положения, на учете Старшего Коменданта гор. Парижа. Писарь высшего оклада означенного управления Евграфов переводится в 1-й маршевый батальон 1-й Особой пехотной дивизии». Это — последний приказ за 1917 год (по ст. ст. ), далее нумерация приказов опять начинается с №1, от 2/15 января 1918 г. , но их будет немного.

    «устройстве его служебного положения». Большинство последовавших после этого документов, так или иначе, будет касаться решения этого вопроса. Самое деятельное участие в его разрешении принял глава Русской миссии генерал М. И. Занкевич. За весь предшествовавший период не было обнаружено почти никаких документов, характеризующих взаимоотношения, сложившиеся между главой Русской миссии генералом Занкевичем и офицером для поручений при Военном комиссаре Раппе прапорщиком Николаем Гумилевым — слишком различное положение в служебной иерархии они занимали. Ситуация резко изменилась, когда Гумилев оказался не у дел. Как я предполагаю, именно в этот период Гумилевым был подан Занкевичу рапорт, так называемая «Записка об Абиссинии», впервые опубликованная Глебом Струве542. Раньше говорилось о том, что Гумилев, уезжая во Францию, мечтал из Салоник добраться до Африки543. Сейчас, оказавшись не у дел, он явно не собирался возвращаться в большевистскую Россию, стремящуюся заключить сепаратный мир с Германией. Ведь, оставаясь офицером, он не мог не воспринимать это как дезертирство. Во время войны его много раз пытались демобилизовать, но он каждый раз добивался того, чтобы его оставили в действующей армии. Поэтому выход из войны через возвращение в «примирившуюся» с Германией Россию устроить его никак не мог. Ища выход из создавшейся ситуации, Гумилев мог вспомнить об Африке и предложить свои услуги в разрешении вопроса своего трудоустройства через собственную отправку в Абиссинию для набора добровольцев. Ведь во Французской армии воевало много африканцев, и войска испытывали острую нужду в людских ресурсах. Достаточно вспомнить главную причину появления русских войск во Франции. Наверное, при личной встрече с Занкевичем, он высказал ему свои соображения, и Занкевич попросил написать его докладную записку. Приведем ее здесь полностью, как ее опубликовал Глеб Струве544.

    Записка об Абиссинии.

    Прапорщик 5-го Гусарского Александрийского полка

    Российской Армии Гумилев.

    Докладная записка относительно возможной перспективы комплектования контингента добровольцев для Французской Армии в Абиссинии.

    По своему политическому устройству Абиссиния делится на известное число областей: Тигрэ, Гондар, Шоа, Улиамо, Уоло, Галла Арусси, Галла Коту, Харрар, Данакиль, Сомали и т. д.

    В Гондаре и Шоа живет население от шести до семи миллионов чистокровных абиссинцев, почти сплошь православных и обладающих следующими качествами: духом дисциплины и подчинения вождям; храбростью и стойкостью в бою (это победители итальянцев); выносливостью и привычкой к лишениям — до такой степени, что человек опережает лошадь на пробеге в 30 километров и что при переходах, длящихся несколько недель, каждый человек несет на себе запас провианта необходимый для его прокормления. Будучи горцами, они способны выносить самый суровый климат.

    Племена Улиамо и Уоло — это покоренные абиссинцами негры. Из них выходят хорошие воины, но они скорее годятся для обозных и санитарных частей. В эту же категорию можно отнести племя Галла Коту.

    Племя Галла Арусси обладает теми же качествами, что и абиссинцы, и вдобавок гигантским ростом и атлетическим сложением.

    Данакильцы, сомалийцы и часть харраритов храбры, ловки и воинственны, но с трудом подчиняются дисциплине. Их можно было бы использовать для образования отрядов разведчиков, чистильщиков окопов и тому подобных заданий.

    — 100 франкам. Всегда можно было бы получить несколько тысяч этих животных для военных надобностей.

    — императрицей, которой помогает знакомый мне князь, рас Тафари, сын раса Маконена) и советом министров. Кроме того, в каждой области имеется почти независимый губернатор и ряд вождей при нем.

    Чтобы начать набирать вождей с отрядами от 100 до 500 человек, необходимо получить разрешение от центрального и областных правительств. Расходы составят несомненно меньшую сумму, чем в такого же рода экспедициях в других частях Африки, благодаря легкости сообщений и воинственному нраву жителей.

    Я побывал в Абиссинии три раза и в общей сложности провел в этой стране почти два года. Я прожил три месяца в Харраре, где я бывал у раса (деджача) Тафари, некогда губернатора этого города. Я жил также четыре месяца в столице Абиссинии, Аддис-Абебе, где познакомился со многими министрами и вождями и был представлен ко двору бывшего императора российским поверенным в делах в Абиссинии. Свое последнее путешествие я совершил в качестве руководителя экспедиции, посланной Российской Академией Наук.

    Не исключено, что в архивах Военного министерства Франции когда-нибудь обнаружится соответствующий документ, поданный Занкевичем. Но, скорее всего, никакого ходу ему дано не было. Французские власти, начиная с известных событий, стали с недоверием относиться ко всему русскому экспедиционному корпусу и всячески препятствовали даже зачислению русских офицеров (тем более — солдат) в качестве добровольцев в свои войска. В тот же день, когда было расформировано управления военного комиссара, 4 января 1918-го года, Занкевич отправил в Лондон телеграмму545«Исх. №1964 от 22. 12/4. 1 1918 г. Военному Агенту в Лондоне. Не откажите телеграфировать, верно ли, что англичане предлагают перевезти в Россию через Персидский залив наших офицеров, остающихся за штатом за расформированием наших военных миссий в Лондоне. Занкевич 1964». Впервые в документах появилась Персия и Персидский фронт. Большинство последующих документов будет касаться возможной, но так и не состоявшейся отправки туда Николая Гумилева. Хлопоты по отправке Гумилева на Персидский фронт начались, пока он еще оставался в Париже, потом были продолжены в Лондоне, но так ни к чему и не привели546. В следующей главе — о последних неделях в Париже.

    Страница: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11
    12 13 14 15 16 17 18
    Примечания
    Раздел сайта: