Поэт на войне. Часть 3. Выпуск 7. Евгений Степанов (часть 3)

ПОЯВЛЕНИЕ РУССКИХ ВОЙСК НА ЗАПАДНОМ ФРОНТЕ

В трех последующих главах имя главного героя рассказа, Николая Гумилева, упоминаться будет редко, но, как мне кажется, читателю будет небезынтересно (и важно) узнать об истории появления русских воинских частей на западном фронте, а также об их участии в боевых действиях во Франции и Македонии. Ведь объективно тема эта почти не освещена в отечественной литературе. Убежден, что сам Гумилев, прежде чем подать заявление о своем переводе в эти части, хорошо был осведомлен о тех военных операциях, в которых ему, возможно, предстояло принять участие. Не его вина, что планы эти реализовались не совсем так, как он предполагал, но судьба поместила поэта в своеобразную диспозицию, находясь в которой он смог погрузиться в ряд трагических хитросплетений российской политической жизни. Именно погрузиться, а не разобраться — объективно разобраться во всем этом, по-моему, до сих пор не может ни один политик или историк. Поэтому мне показалось важным дать краткую хронику совместных действий стран Согласия, вылившихся в 1916 году в отправку во Францию русских экспедиционных войск. При изложении событий я буду опираться на упомянутую книгу Ю. Н. Данилова, дополнительно не приводя многочисленных ссылок на конкретные страницы книги. Частично указанная книга будет цитироваться дословно, а частично излагается ее краткое содержание; при этом точные цитаты из книги Ю. Н. Данилова выделены «»¹⁵.

«Начавшаяся в 1914-м году война сложилась для Франции в начале весьма неблагоприятно. Стремительное и победоносное вторжение через Бельгию германцев создало смертельную опасность для обойденных с севера французских вооруженных сил. Враг весьма скоро стал угрожать Парижу — столице и сердцу Франции. Союзники Франции спешили ей на помощь. Соглашением 1893-го года, Россия и Франция обязались друг перед другом, при первом известии об общей мобилизации враждебного им Союза Центральных Держав, мобилизовать все свои вооруженные силы и сосредоточить их к угрожаемым границам. Затем, в целях согласования их дальнейших шагов, было установлено, что, в случае нападения Германии или другой Державы Центрального Союза, поддержанной Германией, на Францию или Россию, другое из только что названных государств должно придти первому, подвергшемуся нападению, на помощь и использовать все свободные силы для действия против Германии. Факт нападения Германии на Францию в августе 1914-го года был налицо, и потому Россия, которой к тому же была уже объявлена Германией война, обязывалась к выполнению своих договорных по отношению к Франции обязательств. <...> Во исполнение установленного соглашения, русские армии Северо-Западного фронта, в составе 9-ти полевых корпусов, под начальством генерала Жилинского, которому было вверено во время войны главное командование армиями Северо-Западного фронта, начали наступление в Восточную Пруссию 17-го августа (н. стиля), или на 16-й день мобилизации французской армии. При этом для 2-й русской армии, наступавшей в обход Мазурских озер с юга, в конечном итоге, было установлено направление на Зенсбург-Алленштейн. Этим наступлением в полной мере выполнились первоначальные обязательства России по отношению к ее союзнице — Франции. Русское наступление в Восточную Пруссию вынудило, как известно, германцев снять с их западного фронта два полевых корпуса и одну кавалерийскую дивизию для спешной переброски на восточно-русский фронт. При этом на Восточно-Прусском театре военных действий, немцы принуждены были сосредоточить армию, значительно превышавшую те 5-6 корпусов, о которых говорилось на межсоюзных совещаниях».

Напомню, что именно с участия в этой операции Николай Гумилев начал свою воинскую службу рядовым-вольноопределяющимся в составе Гвардейского Уланского кавалерийского полка осенью 1914-го года¹⁶ ранеными и пленными) составили более 80000 человек. Приведем слова французского маршала Фоша: «Все, как и мы, будут помнить, что в первые годы войны развитие наших успехов было достигнуто только благодаря содействию русской армии и ее преданности нашему общему делу».

В тяжелом положении оказалась и Англия. «„В поисках средств, которые могли бы укрепить военное положение союзников на сухопутном фронте, лондонское правительство предложило телеграфно своему послу в Петербурге сэру Бьюкенену позондировать у русского министра иностранных дел С. Д. Сазонова почву, не представится ли возможным отправить через Архангельск во Францию 3 или 4 русских корпуса, перевозку которых Англия бралась осуществить в недельный срок“. Не говоря уже о том, что Архангельск являлся, особенно по тому времени, портом, совершенно неприспособленным для такого рода интенсивной перевозки, данный проект, переданный на заключение русской Ставки, оказался неосуществимым вследствие полной невозможности, с одной стороны, спешного выделения из состава Действующей Армии стольких войск в период величайшего их напряжения на фронте, а с другой — отдаленности войск азиатских округов, где только и имелись еще корпуса, не получившие к тому времени боевого предназначения. Приведенный факт интересен для нас в том смысле, что им удостоверяется стремление наших западных союзников уже в первые недели войны привлечь русские войска к участию в непосредственных действиях на западном фронте».

Следующее обращение к России « высадкой англо-французского десанта в Рагузе, но исполнение этой просьбы было в то время признано нецелесообразным с общей точки зрения союзников. Однако, уже в начале февраля 1915-го года <...> английский первый министр Ллойд-Джордж неожиданно поставил на обсуждение вопрос о немедленной отправке на помощь Сербии объединенного корпуса, в составе войск Англии, России и Франции. По мнению автора предложения, такая активная помощь Сербии должна была побудить не только Грецию, но и Румынию, а также Болгарию примкнуть немедленно к Державам Согласия. В этом случае соединенные силы всех названных Держав могли бы составить столь внушительную наступательную силу, которая, будучи двинута с юга против Австрии, имела бы возможность решительно изменить всю обстановку войны. Французский военный министр того времени А. Мильеран не выразил сочувствия этой идее, опасаясь, по-видимому, в результате принятия этого плана, неизбежного ослабления войск на французском фронте. Русская Ставка, на заключение которой был передан этот вопрос, также встретила английское предложение с чувством некоторого недоверия. <...> Однако не сочувственное отношение греческого правительства к высадке союзных войск в Салониках и отказ его присоединиться немедленно к Державам Согласия явились причиною оставления плана Ллойд-Джорджа без исполнения». «соображений, в общей их совокупности, вынудили в начале октября Императора Николая II-го, который к тому времени возложил на себя обязанности Верховного Главнокомандующего Русской Действующей армией, отправить своим западным союзникам телеграмму о невозможности отправки русских войск на Балканы. <...> К этому времени (октябрь 1915-го года) во Франции произошло крушение кабинета Вивиани, и во главе нового правительства стал A. Бриан — горячий сторонник посылки союзных войск в Македонию и высадки их в Салониках. Под влиянием этого незаурядного государственного деятеля и его новой политики посылка англо-французских союзных войск в Македонию была решена окончательно. <...> Так было положено начало новому Салоникскому фронту, на котором в 1916-м году появились наши войска. <...> В конце декабря, в целях облегчения положения истекавшей кровью Сербии, русской армией была сделана самостоятельная попытка отвлечь внимание неприятеля от Балкан и, в случае удачи, попробовать пробиться через австрийские укрепленные позиции Трембовля-Чертков. Произведенная, при крайне тяжелых климатических условиях, без достаточной артиллерийской подготовки, операция эта закончилась для нас, к сожалению, крупными потерями, которые определились в 50 тысяч человек. Сербской армии суждено было свершить свой крестный путь до конца, чтобы вновь возродиться на о. Корфу, для дальнейшего участия в войне на Салоникском фронте».

Окончательно план посылки русских войск на Запад был принят и реализован после посылки из Франции в Россию специальной миссии: «<...> В списке задач, которые были вверены Думеру, числилось также поручение попытаться получить согласие русского правительства на отправку во Францию невооруженных людей, обязанных военною службою, как бы в обмен на вооружение, в котором, как известно, в то время очень нуждалась русская армия. П. Думер полагал просить о постепенной отправке на французский фронт 300 тысяч русских мобилизованных людей. Трудно сказать, в каких сферах родился этот своеобразный проект, но, насколько можно судить, во французской главной квартире ему не сочувствовали, находя в этом проекте не только разного рода технические трудности, но считая его и с моральной стороны мало пригодным. <...> Упомянутая поездка состоялась в декабре месяце. Нельзя сказать, чтобы изложенное предложение П. Думера встретило сочувственное к себе отношение в русских военных сферах, видевших в данном проекте прежде всего желание использовать русских солдат на западном фронте. <...> Настойчиво, однако, преследуя свою задачу, П. Думер выехал из Петрограда в Ставку, для доведения своего предложения до сведения Императора Николая II и его начальника штаба генерала Алексеева. <...> Император Николай, выразив пожелание придти на помощь Франции, дал, однако, понять своему собеседнику, что, в вопросе об отправке русских солдат во Францию, ему, по всей вероятности, придется встретиться с некоторым сопротивлением генерала Алексеева, с которым он и посоветовал Думеру сговориться. „Я очень скоро убедился в том“ — писал в своей телеграмме Думер, „что решение данного вопроса будет зависеть от взгляда последнего“. 14-го декабря Думер имел личное свидание с генералом Алексеевым. <...> Думер, во время своей беседы с генералом Алексеевым, указывал на большие потери французов и их опасения за последствия возможного прорыва германцами линии, весьма близкой к сердцу Франции. В распоряжении французского правительства имеются все средства для успешного продолжения борьбы, за исключением достаточного числа людей, за которыми оно и решилось обратиться к своему союзнику — России. <...> Генерал Алексеев, и без того не сочувствовавший посылке русских войск в отдельные заграничные экспедиции, был особенно неприятно поражен мыслью об обмене живых людей на бездушные предметы оружия. Лишь крайняя финансовая и материальная зависимость России от Франции, а также искреннее желание оказать последней посильную помощь и сохранить добрые отношения, заставили генерала Алексеева признать возможным произвести опыт формирования и посылки на французский фронт не более, однако, двух полков пехоты с двумя запасными батальонами. Генерал Алексеев полагал, что намеченный им опыт может дать указания для будущего отношения к возбужденному вопросу. <...>

В своей телеграмме от 15 декабря Думер сообщает, что в принципе посылка на французский фронт русских солдат, в распоряжение правительства Республики принята, под условием выполнения немедленного предварительного опыта. Русские солдаты будут отправлены во Францию не как отдельные люди, для размещения их во французских корпусах, но в виде особых русских воинских частей, с русскими кадрами, которые должны быть только дополнены французскими офицерами. Отправляемые воинские части должны быть вооружены во Франции ружьями, принятыми во французских войсках. Французское правительство обязуется принять на свое попечение перевозку русских войск морским путем и обеспечить безопасность перевозимых. Число солдат, подлежащих перевозке во Францию, сообщал Думер, как кажется, может быть доведено до 40 тысяч в месяц. Но, во всяком случае, такой интенсивности перевозка не может быть достигнута в зимние месяцы, вследствие портовых затруднений и необходимости произвести предварительный опыт, с целью выяснения вопроса: во-первых, как будут себя чувствовать русские солдаты, вдали от их страны, и, во-вторых, насколько целесообразной окажется вообще принятая система. Намечаемый опыт будет произведен в следующих условиях. Немедленная отправка из России во Францию одной бригады пехоты, составленной из двух полков, с одним или двумя запасными батальонами. Бригада будет иметь во главе русского генерала, а каждый полк — русского полковника и некоторый кадр русских офицеров. Недостающий до штатов военного времени кадр офицеров должен быть дополнен французскими офицерами. Во Франции, в пункте, например, высадки русских войск, должна быть организована русская „база“, под начальством русского генерала или полковника, гарнизон которой составят русские запасные батальоны. Через самое короткое время, после выступления русской бригады на фронт, можно будет судить об условиях сотрудничества русских Императорских войск на французском фронте. Время, затраченное на производство данного опыта, не может считаться потерянным, так как отправка войск из Архангельска в течение зимних месяцев не может быть значительной. <...>

Во исполнение принятого решения, в России было приступлено в январе 1916-го года к формированию Особой пехотной бригады (впоследствии 1-ой Особой русской бригады). Штаб и 1-й полк намечено было формировать в Москве, а 2-й полк — в Самаре. Части бригады формировались преимущественно из ближайших запасных батальонов, то есть из солдат, не получивших еще боевого крещения. Едва ли порядок этот можно было признать правильным. Следует также заметить, что, соответственно районам комплектования, 1-й полк был укомплектован в подавляющем числе из элемента фабрично-заводского (подмосковный район); 2-й же полк был составлен из людей, связанных по преимуществу с крестьянством. Разнородный солдатский состав полков несомненно отразился на общей физиономии той и другой части и на отношениях их к последующим событиям. Начальником бригады был назначен генерал-майор Лохвицкий, выказавший свои прекрасные боевые качества на русском фронте и уже награжденный на русском фронте орденом Св. Георгия 4-й степени; командиром 1-го особого полка — полковник Нечволодов и командиром 2-го особого полка — полковник Дьяконов. <...> Личный состав 1-й бригады (вместе с запасным батальоном) по штатам был определен следующими цифрами: 1 генерал, 180 штаб- и обер-офицеров и 8762 солдат; из них — 84 офицера и 8577 солдат русских, к которым должны были быть добавлены 96 младших офицеров и 185 солдат из состава французской армии. Бригада была прекрасно обмундирована: она снабжена была двойным комплектом обмундирования и сапог. На каждую роту имелось по одной походной кухне. Вооружение и все остальное имущество, части бригады должны были получить во Франции. Вследствие зимнего времени, препятствовавшего отправлению из Архангельска, бригада, с согласия Японского правительства, должна была следовать по железной дороге через Иркутск и Куанчендзы до Дайрена¹⁷; далее же морем — до Марселя. Таким образом, части бригады должны были совершить путь от Москвы кругом Азии до Марселя, расстоянием более 30 тысяч верст. Посадка первого эшелона в Москве произошла 3-го февраля. Прибытие в Дайрен того же эшелона рассчитано было на февраль же; оттуда отправка во Францию на трех французских пароходах. Посадка на корабли в Дайрене началась в 16 часов 15 февраля 1916 года. Продолжительность морского переезда исчислялась, при скорости в 11 узлов, около 60 дней. Расчеты эти оправдались достаточно точно, с запозданием лишь в несколько дней, понадобившихся для улаживания местных затруднений, возникших с местными японскими властями. 20 Апреля 1916-го года, состоявший при русской Ставке французский генерал По мог уже представить Государю Императору приказ генерала Жоффра о прибытии русской бригады во Францию. Император Николай II выразил по этому случаю уверенность, что бригада покажет себя достойной, сражаясь бок о бок с частями французской армии, которая в свою очередь, служит в России предметом особого восхищения».

«Тамбов», на котором Гумилев отправился в экспедицию в Абиссинию в 1913 году. И маршрут «Тамбова» был почти тот же, только в противоположном направлении. В 1913 году «Тамбов», отчалив из Одессы, прошел Средиземное море, Суэцкий канал, Красное море, сделал остановку в Джибути, где Гумилев с Колей Сверчковым сошли на берег¹⁸, и далее, обогнув Индию, Цейлон, Китай, прибыл во Владивосток. В 1916 году пароходы с русскими войсками делали остановки в Сайгоне, Сингапуре, Коломбо, Джибути (на рейде), Суэце. Далее — был Марсель. Единственно, в чем сходятся все описания (у Лисовенко, Малиновского и Данилова), это исключительно дружественная встреча русских войск, высадившихся в Марселе. При этом наиболее лаконичен — Данилов: «Высадка частей русской бригады произвела не только в Марселе, но и во всей Франции выдающееся по силе впечатление. Внешний вид и выправка русских солдат восхищали французов. Чествование прибывших носило глубоко трогательный характер. Вся Франция воспряла духом, и газеты были полны восторженных отзывов о русской мощи и силе. Отголоском этих торжеств в России служила русская пресса, вторившая этому праздничному настроению. Французский военный агент в Петрограде подробно сообщал в Париж об отзывчивости русских газет. И, таким образом, факт прибытия во Францию русских войск явился новым звеном, скрепившим дружеские отношения двух великих союзных государств». Думаю, что с этими сообщениям в русской прессе был знаком и Гумилев, служивший в это время в Гусарском полку, на территории Латвии. Напомню, что осенью 1916-го года Гусарский полк оказался в одной бригаде со 2-й Особой пехотной дивизией, готовившейся к отправке во Францию. Не исключено, что это соседство двух боевых подразделений и контакты с офицерами дивизии могли послужить для Гумилева толчком к принятому впоследствии решению попасть в состав русских экспедиционных войск.

Прибытие 1-й Особой бригады в Марсель 20 апреля 1916 года. Солдаты на корабле. Перед кораблем «Латуш-Тревилем» — русский полковой оркестр. Командующий генерал Лохвицкий с французским генералом Гиацинтом Коке

¹⁹: «С раннего утра 20 апреля улицы Марселя были переполнены народом. В открытых окнах и на балконах всех этажей ярко пестрели платья по-праздничному одетых горожан. Огромные толпы людей заполнили центральные улицы и непрерывным потоком направились в порт. Французский народ радостно встретил русских солдат. Пароходы один за другим медленно подходили к причалам. Все солдаты стояли на палубах. Звуки военного оркестра и приветствия многотысячной толпы смешались с громким „ура“ с пароходов. Оркестр исполнял „Марсельезу“ и русский гимн, а толпы людей, стоявших в порту, с нарастающим ликованием кричали: „Да здравствует Россия! Да здравствует Россия!“ Солдаты бригады были взволнованы такой теплой встречей, и неудержимо громкое „ура“, пока пароходы подходили к причалам, потрясало воздух. Высадка полков прошла быстро и образцово. <...> Затем начался переход по городу в большой и благоустроенный лагерь Мирабо. Все улицы города были заполнены народом, который бурно приветствовал русских солдат. Сотни и тысячи граждан кричали: „Да здравствует Россия!“ Дети на руках отцов и матерей смеялись, махая ручонками. Со всех балконов и из открытых окон под ноги солдатам сыпались цветы. Лица людей всех возрастов радостно сияли. Многие мужчины и женщины врывались в ряды солдат, горячо пожимали им руки, дарили цветы и маршировали вместе с ними по улицам. В искренности такой встречи нельзя было сомневаться».

.

Ему вторит маршал Р. Я. Малиновский²⁰: «Ясное солнце озаряло голубую воду и корабль. Последовало приказание: надеть выходное обмундирование и прифрантиться, уложить вещевые мешки и приготовиться к получению оружия. Все зашевелились. На носовой палубе, поблескивая начищенными трубами, построился оркестр полка. Город приближался. Видна была пестрая толпа людей, запрудившая весь порт. Вскоре можно было уже различить радостные лица женщин, приветствовавших корабль; впереди них, у канатов, сдерживающих толпу, стояли цепи французских солдат в синих мундирах и красных шароварах. Много флагов и флажков, русских и французских, — оба флага одинаковых цветов: белый, синий и красный — пестрели на набережной. Только на одних эти цвета располагались вертикально, а на других — горизонтально. <...> С корабля шли прямо в пакгаузы, где получали винтовки и подсумки, затем строились на просторной площади поротно и побатальонно уже с оружием. Французское снаряжение было хорошо подогнано — черные подсумки, совсем не похожие на русские, а какие-то квадратные, два спереди, а один сзади на плечевых ремнях, поддетые на поясной черный ремень, сидели хорошо на стройных фигурах отборных русских солдат. <...> С корабля вынесли полковое знамя при двух ассистентах в сопровождении знаменного взвода, вооруженного русскими винтовками. Впереди четко шагал адъютант полка с клинком, взятым под высь. Полковой оркестр заиграл встречный марш. Знамя пронесли по всему фронту полка. Солдаты сопровождали святыню торжественным взглядом. В этот момент они испытывали искреннее чувство преданности своему знамени. Знаменщик полка, могучий, самый высокий в полку солдат, тяжело и твердо ступал своими огромными сапогами по камням набережной, чуть подрагивая головой в такт шагу. Белое с узором полотнище шелка, обрамленное золотой бахромой и кистями, тяжело колыхалось на древке. <...> Полк тронулся по улицам Марселя. Чем-то необъяснимым этот город напоминал Ванюше родную Одессу. Правда, внешне различий было немало, зато море там и тут — теплое, солнечное. Именно море окрашивало оба города в какие-то одинаковые тона. И Одесса, и Марсель — первоклассные порты, с их бурной, напряженной жизнью, с удалью портовых рабочих-грузчиков, с толпами иностранных матросов и вообще людей неопределенных занятий. <...> Вот уже полк выходит из района порта и вступает в центральную часть города. Все балконы и окна домов украшены гирляндами разноцветных флажков союзных Франции стран, но больше гирлянд из русских и французских флажков, так похожих друг на друга. Много, очень много цветов, зелеными кружевами спускающихся с балконов. <...> В марширующие колонны летят цветы, зелень, флажки, слышны возгласы: „Вив ля Рюси!“ Приказано отвечать криками „Да здравствует Франция!“. После этого возгласы марсельцев учащаются: „Вив ля Рюси!“, „Вив ля Рюси!“ А в ответ, по команде офицеров, гремит русское раскатистое „ура“. <...> Генерал-майор Лохвицкий, начальник 1-й Особой пехотной бригады, между тем обменивался приветствиями и рукопожатиями с французским генералом и мэром города. И вот полк уже двинулся дальше, проходя церемониальным маршем перед властями города. <...> Знатные француженки сияющими глазами провожали проходивших мимо твердым, размеренным шагом статных, молодых русских солдат. До этого они представляли их себе с большими бородами и усами, какими видели на картинках в своих школьных учебниках. А тут такой приятный сюрприз — стройные, молодые, краснощекие, красивые. Ах, какие они милые и славные, а идут, идут как! — широким, бодрым шагом, с развернутой грудью, у некоторых видны хорошо подбритые и закрученные кончиками кверху усы. Солдаты уже успели украсить свои винтовки цветами, а у всех господ офицеров букеты цветов в руках. Марсельцы встречали русских солдат с открытым сердцем, выражая свой бурный восторг в приветствиях, в воздушных поцелуях. <...> Через минуту толпа смешалась с русскими солдатами: кто угощает сигаретами, кто дарит шоколад, печенье. Появились ведра, кувшины с вином, сидром, и вот уже солдаты утоляют жажду. А кое-где француженки уже обвивают нежными руками крепкие шеи русских солдат и раздаются звуки поцелуев. Солдаты теряются, но все же отвечают полной взаимностью. <...> Так, провожаемый ликующим населением, полк прибыл в расположенный рядом с Марселем лагерь Мирабо, обнесенный каменной стеной с массивными железными воротами».

« близка к осуществлению, что в конце марта 1916-го года французским военным министерством уже составлялись расчеты по высадке бригады в Салониках и по снабжению ее вьючным обозом из мулов. Начальник штаба русского Верховного Главнокомандующего генерал Алексеев выступил, однако, решительно против изменений первоначальных предположений; он указал на тяжелое положение офицеров, мечтавших проявить свою боевую работу на французском фронте. Конечно, добавлял он, офицеры бригады подчинятся новому решению, но в сердца их несомненно закрадется горькое чувство разочарования, едва ли выгодное с точки зрения того пафоса, с которым они отправлялись в заграничный поход. Во избежание этого разочарования, в Ставке Русского Императора готовы были скорее согласиться на сформирование второй бригады, однородного с первой типа, для отправки ее в Салоники, лишь бы не менять первоначального назначения 1-й особой бригады. Государь был весьма обрадован таким проектом, усматривая в нем возвращение к разделявшейся им в глубине души мысли о высоком моральном значении, которое должно было иметь присутствие русского отряда на Балканах. Однако, высказывая по этому вопросу свое мнение, Император Николай II тут же добавлял, что, если новая бригада не будет использована в Салониках, то ее естественным местом будет место рядом с 1-й особой бригадой, чтобы составить дивизию. Таким образом, мысль о дивизионном составе русских войск во Франции, о котором впоследствии много хлопотало французское правительство, была высказана впервые русским Императором. Вследствие нового решения русского Верховного Главнокомандования, 29-го марта, в Париже по французскому военному министерству состоялось новое дополнительное распоряжение, в силу которого 1-я особая русская бригада, перевозившаяся в то время из Дайрена морем, должна была следовать по своему первоначальному назначению через Марсель во Францию, а не в Салоники. Из Марселя бригада должна была быть перевезена в Camp de Mailly (лагерь Майи), лагерь, расположенный в 30 километрах от Шалона-на-Mapне²¹. <...> Так родилась мысль о сформировании для Македонского фронта, из состава русских войск 2-ой особой бригады, такого же состава, как и первая.

Бригада эта подлежала отправке к месту своего назначения, на сей раз из Архангельска, в виду предстоявшего открытия судоходства по Белому морю. Французский посол в Петербурге, М. Палеолог, в конце марта 16-го года уведомил нашего министра иностранных дел, что французское правительство приняло к сведению пожелание Русского Императора и генерала Алексеева об отправке 1-й русской бригады во Францию и 2-й русской бригады в Салоники. При этом М. Палеолог добавлял, что решение это удовлетворяет сразу двум желаниям: с одной стороны, оно будет свидетельствовать о братстве по оружию двух народов, а с другой — из него будет вытекать доказательство признания Россией несоответственности позиции, занятой Болгарией на Балканах.

в качестве деятельного и образованного офицера, в общем, вполне соответствующего для гораздо более ответственного положения, чем положение командира бригады, хотя бы и в отделе. Командирами полков были назначены: 3-го — полковник Тарбеев и 4-го — полковник Александров. <...> Формирование полков производилось путем выделения целых рот из точно определенных полков. Этот способ более полно гарантировал соответственный состав полков».

июля. Для посадки частей бригады потребовалось 9 пароходов. Отправка всех частей бригады закончилась только 31-го июля. Одновременно Россия выразила согласие отправить в 1916-м году во Францию из Архангельска еще пять бригад, численностью каждая около 10 тысяч человек, ежемесячно по одной бригаде, по срокам к 15-му числу каждого месяца, начав отправку с августа месяца и кончая декабрем. В целом, к отправке в 1916-м году намечалось до 1500 офицеров и до 80 тысяч солдат. При этом французское правительство принимало на себя все заботы и расходы по перевозке, вооружению и содержанию этих войск. Однако в дальнейшем планы эти были реализованы лишь частично.

Ранее было согласовано, что 2-я Особая бригада направляется в Салоники не прямо морем, вокруг Европы, а предварительно высаживается в Бресте и перевозится в Марсель по железной дороге, откуда следует морем до Салоник. Проект этот был выдвинут французским морским генеральным штабом, который не хотел подвергать перевозимые войска риску следования через Гасконский залив и пролив Гибралтар. Продолжительность морского переезда определялась примерно в 2 недели. В Бресте предполагалась задержка только на 24 часа. По прибытии в Марсель, русские войска должны были быть направлены в ближайший к городу лагерь Мирабо, где и ожидать времени новой посадки для отправления в Салоники. Офицеров предполагалось разместить в городе.

«Морской переход совершился благополучно и при очень благоприятной погоде. 18-го июля в 9 ч. вечера в Брест прибыл первый пароход, на котором находился генерал Дитерихс. На следующий день произошла торжественная встреча русских, согласно заранее выработанного церемониала. Встреча была столь же блестяща, как и встреча частей первой бригады в Марселе. Кроме официальных лиц, в ней участвовало все окрестное население, вынесшее для русских воинов корзины цветов и вина. Город ликовал. <...> Тот же эшелон прибыл в Марсель 22-го июля. Командовавший в этом городе генерал в свою очередь доносил, что им приняты все меры к должному приему чинов бригады. Офицеры были, по розданным им билетам, размещены по квартирам; солдаты же, как уже сказано, отведены в ближайший лагерь Мирабо, где заняли имевшиеся бараки; в них имелись одиночные нары с тюфяками, набитыми сеном. <...> Дальнейшая отправка бригады в Салоники была выполнена без особой задержки. Из телеграмм генерала Жоффра Главнокомандующему союзными армиями на востоке можно видеть, что бригада в составе 224 офицеров и 9338 солдат должна была прибыть в Салоники в три срока: 27-го июля, 8-го и 10-го августа.

<...> К формированию 3-й особой бригады было приступлено в начале июня 16-го года. Начальником бригады был назначен генерал-майор Марушевский, командирами полков: 5-го — полковник Нарбут и 6-го — полковник Симонов. Штаб бригады и 5-й полк формировались в Екатеринбурге, 6-й полк в Челябинске. Полки формировались частью путем выделения целых рот из действовавших полков (3 роты в каждом полку), большею же частью из запасных батальонов (остальные 9 рот). Бригада предназначалась на французский фронт и должна была быть перевезена морем из Архангельска в Брест. Формирование бригады совпало по времени с известным наступлением армий генерала Брусилова в Галичину, в течение которого русские армии понесли огромные потери (некомплект до 200 тысяч человек). Естественно, что это обстоятельство неблагоприятно влияло на скорость формирования частей названной бригады. Генерал Алексеев полагал также, что неизбежно должны будут встретиться затруднения в комплектовании 4-й и 5-й особых бригад, что возможно даже возникновение необходимости использовать 6-ю и 7-ю особые бригады на русском фронте. Посадка бригады, для перевозки морем частей 3-й бригады, намечалась на начало августа. Однако, 7-го августа, один из русских местных пароходов неожиданно напоролся на неприятельскую мину и затонул при выходе в море. Через день на том же месте погибло от мины английское рыбачье судно. Потребовалась поэтому тщательная очистка от мин входного канала, которая и заняла несколько дней. Этот случай задержал не только отправление частей 3-й особой бригады, но даже последнего эшелона, с людьми запасного батальона, 2-й особой бригады. Только 18-го августа началась посадка головы 3-й особой бригады. 19-го августа Архангельск покинули три английских парохода с 5-м особым полком. По рассказу офицера, следовавшего в этом эшелоне, все три парохода шли вместе и без всякого непосредственного прикрытия почти до самых берегов Франции. Сами пароходы имели, впрочем, некоторое вооружение. В пути перехватывались тревожные радиограммы о розыске судов немцами, вследствие чего приходилось менять курсы. Это замедляло движение, но зато сбивало неприятеля. Изредка в море встречались плавучие мины, которые тут же расстреливались. Ночью огни на пароходах тушились, и все люди должны были спать в спасательных поясах. Эта предосторожность больше забавляла людей, чем их нервировала. Стоял август месяц, и перспектива очутиться неожиданно в воде мало кого устрашала. Тем более что кормили хорошо, плыть было относительно удобно, а капитан парохода, своим видом и спокойствием, внушал полное доверие. Однако же, для сокращения всяких неприятных возможностей русские власти просили воспретить французской прессе сообщать о выходе пароходов с русскими войсками из Архангельска и о прибытии их в Брест. <...> Только 31-го августа удалось отправить в морской путь последние части 3-й особой бригады.

во Францию дальнейших бригад (5-й, 6-й и 7-й), предполагая их, по сформировании, использовать в Добрудже, для поддержки вновь нарождавшегося (август 16-го года) румынского фронта. Начальником 4-й бригады был назначен генерал Леонтьев. Командирами полков: 7-го — полковник Мочульский, и 8-го — полковник Грундштрем. Оба молодые, энергичные офицеры генерального штаба. Состав бригады оставался почти прежним — 180 офицеров и 9368 солдат. В отношении назначения бригады было заранее определено, что она будет использована в Македонии, на Салоникском фронте. В соответствии с этим предположением, состоялось и назначение начальником бригады генерала Леонтьева, долгое время бывшего военным агентом сначала в Софии, а затем в Константинополе. Маршрут бригады намечен был тот же, что и 2-й особой бригады: Архангельск — Брест — Марсель — Салоники. При формировании полков была применена смешанная система: три роты в каждом полку были взяты из состава действующих полков Русской армии, остальные 9 рот — формировались из людей запасных батальонов. <...> Несмотря на все настояния французского посла в Петербурге М. Палеолога, отправление бригады могло начаться лишь 11-го сентября. С каждым новым транспортом увеличивались затруднения по соответственному оборудованию пароходов, так как, ввиду наступления холодного времени, приходилось озаботиться снабжением жилых помещений пароходов отоплением. <...> Части 4-й особой бригады были отправлены из Архангельска в середине сентября. Следуя через Брест и далее по железной дороге, они уже в начале октября стали прибывать в лагерь близ С. Рафаэль, откуда непосредственно должны были следовать в Салоники. По сохранившимся сведениям, генерал Леонтьев прибыл в С. Рафаэль 1-го октября; последний же эшелон командуемой им бригады ожидался на юге Франции 8-го числа того же месяца». Кроме войсковых частей, составлявших особые бригады, во Францию и Македонию были направлены команды пополнения, предназначавшиеся на покрытие убыли в уже отправленных частях. Численность этих пополнений, перевозившихся в октябре и только для македонских бригад, достигла 6 тысяч человек. Не меньше требовалось и для бригад, направленных во Францию. Осенью из России во Францию были также отправлены несколько тысяч военнопленных эльзасцев и итальянцев, взятых в плен в войсках противника. Во время отправки последних пароходов в Белом море появились германские подводные лодки, что вызвало задержку, однако 7-го ноября последние 4 парохода, конвоируемые до Северного мыса французским военным стационером, вышли в море. Отметим, что все отправлявшиеся в 1916-м году суда с русскими войсками благополучно достигли берегов Франции.

«Таким образом, в течение 1916-го года, несмотря на выполнение огромной, по размерам и понесенным потерям „Брусиловской“ наступательной операции, спасшей от разгрома Италию, а также не взирая на необходимость самым широким образом придти на помощь Румынии, фронт которой был совершенно смят германо-австрийцами, русское Верховное Главнокомандование сумело сформировать 4 отдельных бригады, предназначив таковые по две на Французский (1-я и 3-я) и Македонский (2-я и 4-я) фронты. Кроме того, из подходивших к концу резервов пополнения были выделяемы люди, для восполнения в названных бригадах убыли и <...> для обеспечения этих же бригад постоянными артиллерийскими и инженерными частями, обеспечения, вызывавшегося боевой обстановкой и проектами сведения названных бригад в дивизии. По сведениям французского генерального штаба от 27-го ноября 1916-го года, в течение названного года во Францию и Салоники было вывезено русских воинских чинов: через Архангельск — 635 офицеров и 34. 975 солдат; и через Дальний Восток — 110 офицеров и 8572 солдат, а всего 745 офицеров и 43. 547 солдат».

Таков был состав «Русского экспедиционного корпуса», воевавшего на двух фронтах. Из-за событий в России дальнейшей отправки войск во Францию не последовало. В том числе, так и не была отправлена во Францию 2-я Особая пехотная дивизия, которая входила в сводный отряд вместе с 5-м Гусарским Александрийским полком, когда там служил Гумилев.