Как было сказано выше, 2-я Особая русская бригада, предназначавшаяся к действиям на Македонском фронте, была высажена в Салониках в первой половине августа 1916-го года. К этому времени войска союзников, занимавшие район Салоник, в стремлении отвлечь внимание немцев от Вердена, постепенно выдвигались к северной греческой границе, вдоль которой расположились болгарские войска. К началу августа силы Держав Согласия подошли вплотную к северной границе Греции. Противник к этому времени имел на греческой границе превосходящие силы. Только прибытие к союзникам ожидавшейся итальянской дивизии и 2-й Особой русской бригады доводило армию командующего войсками генерала Саррайля, по крайней мере, по числу батальонов до сил, равных германо-болгарским силам. Однако, помимо неприятеля явного, союзников беспокоила также мобилизованная греческая армия, которая, вследствие германофильства Короля Константина, представляла для Держав Согласия постоянную опасность. Только значительно позже союзникам с большим трудом удалось демобилизовать греческую армию и обеспечить нейтралитет Греции. Помехой являлось и то, что Главнокомандующий генерал Саррайль никогда не был полным хозяином положения во вверенной ему армии, составленной из войсковых частей, принадлежавших пяти различным государствам. Ему приходилось считаться с различными оттенками внешней политики, которые имелись в виду каждым из этих пяти государств. Англия, например, никогда не относилась с особым пылом к развитию военных действий в Македонии и не была склонна к подчинению своих войск иностранному командованию. Поэтому ее войскам был предоставлен отдельный участок, находившийся в стороне от важнейших военных направлений. Наиболее заинтересованной стороной являлась сербская армия, стремившаяся к скорейшему освобождению хотя бы части своей территории, поэтому наступление к Флорине и Монастырю, положенное в основу наступательного плана генерала Саррайля, было ими поддержано. Именно на этом направлении должны были действовать русские войска. Однако болгары опередили своих противников и уже 17 августа атаковали армию генерала Саррайля, который был вынужден собрать у себя 20-го августа старших начальников союзных контингентов. На этом собрании впервые присутствовал начальник недавно высадившейся в Салониках 2-й Особой русской бригады, генерал-майор Дитерихс. Было принято решение собрать активную группу войск в составе французских частей и русской бригады, с целью дальнейшего выдвижения этой группы на Флорину и Монастырь, в обход правого фланга наступавших болгар. Наступательное движение на Монастырь имело особое моральное значение, так как названный город находился уже на сербской территории. Овладение им являлось как бы символом начала освобождения Сербии от иноземного владычества. Таким образом, 2-я русская бригада должна была войти в состав наиболее ответственной группы войск и начать свою боевую деятельность в Македонии весьма трудным обходным движением по чрезвычайно суровой и труднодоступной местности. Для частей 2-й Особой русской бригады положение осложнялось еще неполною готовностью этих частей, некомплектом личного состава, отсутствием погонщиков мулов, взамен которых полк вынужден был выделить из строя 550 человек.
сентября достиг селения Kazadzabar. 4-й полка к этому времени еще не успел сосредоточиться к Verria. Воевать русским войскам приходилось, в основном, против «дружественных» болгар, теснивших сербов. Войска должны были продвигаться вперед по едва проходимым горным дорогам, преодолевая разного рода трудности по части снабжения себя продовольствием и боевыми припасами. Люди страдали от болезней, особенно от болотной лихорадки. В то же время генерал Саррайль изо дня в день торопил войска, не желая считаться ни с какими препятствиями и требуя от отряда крайнего напряжения. 17-го сентября штаб русской бригады расположился в селении Turia. Болгары поспешно отступали, и отряду генерала Дитерихса предстояло занять весь района Флорины. Эта задача была точно выполнена, и в 7 часов вечера 18 сентября 3-й батальон 3-го русского полка стремительным штыковым ударом овладевал высотами Бигла (Bigla), разорвав этим на куски всю оборону путей к северу от Флорины. Действия русских войск в направлении высоты Бигла были настолько блестящи, что особо отмечены в приказе командующего французской Восточной армией генерала Кордоньера.
Однако болгары, значительно усилившись, стали переходить на всем фронте в контратаки. Городу Флорине одно время угрожала опасность снова оказаться в руках неприятеля. Конец сентября и начало октября прошли в непрерывных боях, сопровождавшихся значительными потерями. Так в бою 24-го сентября в районе с. Armensko 3-й Особый русский полк потерял 10 офицеров и 576 солдат. Вскоре к русским войскам, наконец, присоединился весь 4-й полк. Тяжелые бои пришлись на 4-5 октября, и опять потери за два дня составили более 500 человек. Время было холодное, и люди жестоко стали по ночам страдать от холода. Генерал Дитерихс счел своим долгом обратить внимание командиров частей на необходимость широкого пользования домами деревень, для укрытия в них людей. Но деревни эти были редки и мало вместительны, потому большинству людей приходилось переносить ночной холод под открытым небом. 14-го октября предстояла новая попытка овладения неприятельскими позициями, однако мощные проволочные заграждения и недостаток артиллерии для их разрушения привели лишь к новым большим потерям. Учитывая этот печальный опыт, генерал Дитерихс отдал распоряжение о переходе в будущем полками в атаку лишь после того, когда соответствующей разведкой прочно удостоверено, что в неприятельской проволоке проделаны необходимые проходы. Генерал Дитерихс доносил Главнокомандующему союзными армиями, что полки его бригады, в общей совокупности, потеряли: от начала кампании до 15 октября 1916 года: офицерами — 5 убитых и 18 раненых; солдатами — убитых 173, раненых 1099 и без вести пропавших 128 человек. Итого 1423 человека.
Бои и значительная заболеваемость (в этот период времени особенно развились желудочные заболевания) в большой степени уменьшили численность полков. По сведениям к 7-му ноября, в 3-м русском полку оставалось «под ружьем», всего 1423 человека, а в 4-м полку — 1396. Люди были истомлены усиленными работами, требовавшимися от них по условиям обстановки.
В течение этого периода времени, сербам, действовавшим восточнее группы генерала Кордоньера, удалось достигнуть весьма существенных боевых результатов в продвижении к северу на Монастырском направлении, и можно было ожидать отступления болгар из района Монастыря в ближайшие же дни. Вероятность этого не укрылась от генерала Дитерихса, который уже в приказе от 11-го ноября потребовал от своей бригады внимательного наблюдения за противником, в особенности в ночное время. На случай же обнаруженного отступления противника, он потребовал от полков энергического преследования на Монастырь. Действительно, 16-го ноября болгары сдвинулись со своих позиций, и генерал Дитерихс на 17-е число приказал своей бригаде начать наступление. В этот же день он доносит командующему французской армией, что он решил стремиться занять Монастырь, каких бы усилий это не стоило его войскам. Необходимо было торопиться, так как, по условиям местности, его войска не могли долго оставаться в их настоящем положении. Их одолевала простуда, подхваченная при прохождении болотных пространств, по колена в холодной осенней воде. Хотя по-прежнему остро ощущался недостаток артиллерии, бригада с утра 18-го продолжила свое наступление. Полки наступали по крайне трудной, болотистой местности с огромным порывом, встречая на своем пути сильный огонь неприятельской пехоты и артиллерии всех калибров. На ночлег приходилось устраиваться на почве, представляющей сплошное болото. Число убитых и раненых невелико, но огромное число заболевших. Единственное средство спасения от окружающего моря воды — занять Монастырь. В 10 ч. 30 м. утра 19-го ноября от Начальника штаба бригады полковника Шишкина поступила коротенькая записочка, адресованная командующему французской Восточной армией: «А 9 h. 30 1е 1-ег B-tn du 3-eme Régiment Russe entre a Monastir. La poursuite se continue» («В 9 ч. 30 м. 1-й батальон 3-го русского полка вошел в Монастырь. Преследование продолжается.»).
При прохождении Монастыря русскими войсками было захвачено: 69 болгарских солдат и 2 германца. Сербский Королевич Александр, прибыв в Монастырь через два дня после его занятия, выразил особую признательность русским войскам, победоносно вступившим в столицу южной Македонии, и отметил их заслуги пожалованием доблестному их начальнику, генералу Дитерихсу, высокой боевой сербской награды. В приказе Главнокомандующего союзными армиями, отданном им по случаю занятия Монастыря, генерал Саррайль, обращаясь к русским войскам, писал: «Russes, dans les montagnes comme dans la plaine serbe, votre bravoure légendaire ne s’est jamais démentie». («Русские, в горах, как и в сербской равнине, ваша легендарная доблесть никогда не изменяла вам»). 19 ноября 1916-го года 3-й полк был награжден «за храбрость, выказанную в боях против болгар с 9 по 26 сентября, благодаря которой был освобожден город Флорина». В день взятия Монастыря на знамя полка был прикреплен Французский Военный крест с пальмовой ветвью.
— в центре командующий бригадой генерал М. К. Дитерихс, слева — командир 3-го полка полковник И. М. Тарбеев. Справа — парад русских войск в Монастыре после его взятия 19 ноября 1916 года.
Это была самая крупная победа русских бригад на Салоникском фронте. Между 10 и 20 октября 1916 года в Салоники прибыла 4-я Особая русская бригада под начальством генерал-майора Леонтьева. И ее материальное снабжение было плохо обеспечено. Ко времени сосредоточения бригады в Салониках она не имела еще ни пулеметов, ни упряжи для лошадей и вьючных животных. После некоторого отдыха, части бригады приступили к занятиям, однако период подготовки к боевой деятельности был для бригады недолог. Вследствие малочисленности Македонской армии бригада была вскоре направлена на фронт. В самом начале декабря она оказалась в армейском резерве армии на берегах р. Черной в районе селения Брод. Это было время перехода сербской армии в наступление. Уже 11 и 13 декабря 4-я Особая русская бригада приняла участие в первых боях, а затем заняла участок укрепленной позиции длиной свыше 10 километров. Потери бригады за два месяца достигли значительной цифры в 3 офицера и 520 солдат. За время пребывания 4-й Особой бригады в составе сербских войск ее несколько раз посетил сербский Королевич Александр, и однажды побывал даже на одном из наблюдательных пунктов в районе этой бригады.
Дальнейшие боевые действия, вслед за занятием Монастыря, успехов не имели. Обе Особые бригады испытывали большие трудности в каждодневной доставке продовольствия. Один из командиров полков свидетельствует в своем донесении, что бывали перерывы в подвозе в течение 5-ти дней, причем войскам приходилось довольствоваться лишь местной кукурузой. Столь же трудно было наладить эвакуацию больных и раненых, ибо во всей армии имелся лишь один автомобильный санитарный транспорт. С каждым днем погода становилась все более и более ненастной и затруднявшей боевую деятельность войск. Все преимущества перешли на сторону обороны, причем болгары сумели значительно усилить свои силы за счет войск, пассивно стоявших против англичан. В таких условиях, по заключению генерала Саррайля, одобренному французским главнокомандующим, Македонской армии должна была быть поставлена впредь задача прочного укрепления в занятом положении. В боевых действиях наступил зимний перерыв.
«В начале января 1917-го года в Риме была собрана межсоюзная конференция по вопросу о задачах Македонской армии на текущий год. Неопределенностью своих постановлений конференция эта лишний раз подчеркнула слабые места почти всякой коалиционной войны: отсутствие прочного руководящего управления войной и единой воли в ведении операций. Происходит это из-за разности политических заданий и отсутствия единого командования вооруженными силами государств, входящих в коалицию».
вопрос об изменении позиции Греции, которая, под влиянием Короля Константина, продолжала вести вероломную политику. «Генерал Саррайль находил, что этот политический узел может быть разрублен только силою меча, то есть вооруженным вмешательством».
«Снежная погода и задержки в подготовке то той, то другой армии, заставляли несколько раз откладывать начало общего наступления, которое, в конце концов, было назначено только на 9-е мая. К началу апреля, в числе других армий, оказались не вполне готовыми к боевым действиям и русские бригады, переживавшие в это время первые тревожные вести из России. Еще в конце марта до бригад дошел манифест Императора Николая II-го об отречении, а в начале апреля в русских полках происходила присяга на верность Временному правительству. В частях 2-й бригады этот акт произошел без всяких осложнений; в 4-й же бригаде, по донесению генерала Саррайля, он вызвал некоторые волнения, которым надо было дать время улечься. Уже через несколько дней после новой присяги в расположении частей бригады были обнаружены неприятельские прокламации пацифистского характера. Генерал Саррайль, однако, выражал уверенность, что, с началом боевых действий, в бригаде водворится полное спокойствие».
Однако начатое 9-го мая наступление оказалось крайне неудачным, войска понесли значительные потери и отошли на исходные позиции. Потери русских бригад в мае составили 1200 человек. Новый французский военный министр Пенлевэ одобрил решение генерала Саррайля, указавшего на невозможность и бесполезность, при данных условиях, продолжать атаковать. К тому же на Македонскую армию надвигалась неизбежность разрешения греческой проблемы. В числе наиболее переутомившихся частей Македонского фронта, несомненно, была 2-я особая русская бригада. С августа 1916-го года, то есть в течение 8-ми месяцев, без всякого перерыва она несла боевую службу и выдержала ряд серьезных боев, стоивших ей больших потерь. В течение последних пяти месяцев, в излучине р. Черны, 2-я бригада занимала сектор, где нельзя было найти отдыха ни днем, ни ночью. Поэтому начальник бригады генерал Дитерихс, прекрасно знавший настроения своей бригады и правильно оценивавший ее силы, счел необходимым обратиться 18-го мая с письмом к генералу Саррайлю с откровенным словом и ходатайством о продолжительном и вполне заслуженном отдыхе для частей своей бригады: «Я обязуюсь добавить, — писал генерал Дитерихс, — после изложения уже приведенных мотивов, что положение русских войск в Салониках еще утяжеляется численно незначительным составом всего отряда, таким образом, особенно остро чувствующим свою оторванность от всего родного. Войсками английскими и французскими эта отчужденность чувствуется менее. В особенности острым это чувство стало теперь, когда на Родине происходят события, недостаточно ясно понимаемые и ложно трактуемые услужливыми агитаторами и пропагандистами. И тем не менее последние бои показали, что боевая мораль войск прекрасна. Оба полка смело пошли в атаку и, в обстановке боя, дали блестящие доказательства своей боеспособности. <...> Но всяким силам имеется предел. Чтобы сохранить в войсках бригады боевой огонь, необходимо им предоставить временно полный отдых. Это будет заслуженной наградой за 8 месяцев трудной работы. Из 12 тыс. человек, которых я привез из России, — заключает генерал Дитерихс, — и которых я получил здесь, в качестве пополнений, я потерял убитыми, ранеными и контуженными до 4400 человек и до 8 тыс. человек разновременно переболело в госпиталях. Эти цифры достаточно красноречивы и показательны, чтобы свидетельствовать о трудности пережитого времени. Нужен полный отдых, который нельзя дать людям на позиции, нужны также пополнения, ибо теперь в частях остались едва достаточные кадры».
находившаяся на позициях в течение полугода. Части ее расположились в районе Bania-Petrsko, и с 13-го июня обе бригады окончательно вышли из подчинения сербской армии. С этого дня русские бригады перешли в непосредственное ведение генерала Саррайля. Одною из причин, по которым генерал Саррайль решил оттянуть обе бригады в тыл и расположить их в одном районе, было полученное им 26-го мая сообщение о том, что русская Ставка окончательно решила вопрос о соединении обеих бригад в одну дивизию. Дивизия должна была принять название 2-й Особой русской дивизии, включающей в свой состав две пехотных бригады и прибывшую в августе из России артиллерийскую бригаду генерала Беляева и инженерные войска. По данным на 1 октября 1917 г. численный состав 2-й русской дивизии должен был равняться 377 офицеров и 17. 928 солдат, а 16 октября того же года генерал Саррайль доносил, что, для доведения названной дивизии до полного состава, ей не хватает еще 143-х офицеров и 6500 солдат. Необходимое пополнение в силу понятных причин так до дивизии и не дошло. Но именно с этой нехваткой личного состава был связан постоянно поднимавшийся вопрос об отправке в Салоники задерживающихся во Франции русских офицеров, в том числе и Николая Гумилева. В связи с дивизионной организацией существенные изменения произошли в командовании, в том числе в начале июля был вызван в Россию генерал Дитерихс, получивший более высокое служебное положение. В командование 2-й особой русской дивизией временно вступил произведенный в генералы бывший командир 3-го Особого полка полковник Тарбеев. Как пишет Данилов, «при всех выдающихся личных качествах и служебных достоинствах вновь назначенных лиц, нельзя, однако, не заметить, что эти перемены были крайне несвоевременны. Солдатские умы переживали тяжелый период революционного смятения и частые смены начальствующих лиц, укрепляя влияние войсковых комитетов, несомненно, ускоряли процесс разложения войсковых частей».
Несмотря на неполный состав, 24-го июля генерал Саррайль вынужден был отдать приказ о выдвижении 2-й Особой русской дивизии на позицию. Дивизия эта должна была войти в состав французской Восточной армии и сменить французские пехотные части на фронте между озерами Пресба, Охридским, Малик и горной цепью Баба-Планина. Смена частей прошла без всяких инцидентов. На этих позициях дивизия простояла вплоть до начала 1918-го года, когда возник вопрос об окончательном выводе из боевых линий русских войск на Македонском фронте ввиду той позиции, которую заняло в вопросе войны утвердившееся в России большевистское правительство. Если бы Гумилева был откомандирован в Салоники, то именно в этот район он попал бы. Дивизии был выделен протяженный участок, длиной около 60 километров (не считая оз. Пресба), не соответствующий ее численному составу. Что касается неприятеля, то, ко времени прибытия дивизии в указанный сектор, он состоял из германцев, австрийцев, болгар и турок. Участок 2-й Особой русской дивизии, перерезанный к тому же озерами, никак не мог считаться «спокойным районом», как его характеризовал генерал Саррайль. Уже в ночь с 8-го на 9-е августа участок к западу от озера Пресба подвергся неприятельскому нападению. Противник успел ворваться в окопы 7-го Особого полка, но затем был из них выброшен. В остальной части сектора наступление было остановлено нашим огнем. В августе и сентябре было еще несколько аналогичных инцидентов, сопровождавшихся новыми, иногда весьма значительными потерями. Генерал Саррайль вспоминал об этом периоде боевой деятельности дивизии: «Русские, в их секторе, давали полное удовлетворение. Тщетно неприятель испытывал их почти ежедневно. Они доказывали, что умеют сдерживать свои обещания и оставаться верными союзниками».
«В первых числах августа от 2-й дивизии, с согласия генерала Саррайля, в Россию отправилась через Францию делегация в составе 6-ти офицеров и 13-ти солдат, для доклада русскому Временному правительству о чаяниях частей дивизии. Наиболее всеобщим и сильным желанием дивизии было возвращение ее на Родину. Делегация, кроме того, должна была приветствовать Временное правительство и осведомиться о том, что происходит в России».
огонь. Не меньший урон боеспособности дивизии наносили одновременно доходившие слухи о беспорядках в русских частях, находившихся во Франции. Давила мысль о желательности добиться возвращения в Россию. Служба на фронте, вдали от родины, сопряженная с боевыми лишениями, претерпеваемыми за неясные идеалы, казалась принудительным пленением, от которого необходимо было, по мнению солдат, поскорее избавиться. Все усиливалась поначалу тайная, а затем открытая пацифистская пропаганда.
когда Гумилев направлялся из Петрограда во Францию. Важно это, во-первых, потому что в этой операции участвовали и русские войска, а во-вторых, потому что операция эта нашла своеобразное отражение в стихотворении Гумилева, написанном в те же дни, по пути из Норвегии в Англию. Появилось оно еще до того, как проблема эта была успешно разрешена, и оно позволяет судить, насколько Гумилев был в курсе политических событий, как он разбирался в политике. В следующей главе оно будет приведено полностью.
Весной 1917-го года между Державами Согласия и правительством греческого Короля Константина складывались все более недружелюбные, почти враждебные отношения. Особенно это проявилось с образованием в Салониках автономного правительства Венизелоса и начала появления греческих войск из сторонников этого правительства в составе армии союзников. Это дошло до того, что пришлось изолировать Македонию от старой Греции установлением нейтральной зоны шириною в несколько километров. Чтобы лишить германские подводные лодки пристанища, пришлось выделить особый отряд (из 100 русских и 50 французов) под начальством офицера для занятия района Афонской горы, где греческие монахи — сторонники Короля Константина, пользуясь большинством, свили себе прочное гнездо. В одном из греческих монастырей обнаружен был даже тайный склад оружия и патронов. Король Константин постоянно нарушал словесные договоренности о нейтралитете с Державами Согласия, и проблема эта требовала разрешения. Генерал Саррайль уже давно доносил своему правительству о необходимости покончить раз и навсегда с враждебными отношениями Греции и Короля Константина к союзникам. Положение стало особенно тревожным весной, когда в нейтральной зоне стали хозяйничать враждебные союзникам банды, и начались кровавые пограничные столкновения. 30-го мая, телеграммой французского военного министра, генералу Саррайлю было сообщено о состоявшемся соглашении правительств Парижа и Лондона, по которому, в интересах безопасности союзных армий, было признано необходимым лишить Короля Константина возможности царствования в Афинах. Вытекающие из этого решения меры должны были быть приняты, однако, если возможно, без объявления Греции войны. В соответствии с этим, для высадки в старой Греции, было подготовлено два отряда: один для занятия Коринфского перешейка и изоляции северной части Греции, другой для занятия Афин и осуществления морального давления на Короля и его правительство. В этот отряд были включены части 2-й Особой русской дивизии. Обо всех этих мерах был извещен глава Салоникского правительства Венизелос, который, в случае успеха предприятия, должен был прибыть со своими министрами в Афины.
Войска союзников, включая русские части, подошли к Пирею утром 11-го июня. Срок ультиматума Королю Константину истекал в полдень 12-го июня. От ответа Короля зависело — будет ли союзный десант спущен на материк при условиях мирной или военной обстановки. Король Константин уступил союзникам и передал свой престол своему брату Королю Александру, чем было избегнуто кровопролитие. Союзные войска беспрепятственно высадились в Пирее, и, таким образом, дело союзников, несмотря на крайне ограниченные силы, на которые оно опиралось, было выиграно. Через несколько дней генерал Regnault осматривал русские батальоны и их лагерь. «На мое приветствие: „Здравствуйте молодцы“, — описывает он свое посещение, — люди, к которым было обращено это приветствие, отвечали с веселым видом. Русский лагерь был хорошо разбит, госпиталь помещен в монастыре и хорошо содержан. От всего виденного я получил хорошее впечатление и, в случае необходимости боя, наши русские союзники способны были бы дать его, став рядом с нами». Наш посланник в Афинах, князь Демидов, выражая протест против командирования русских войск в Афины, требовал их возвращения в Македонию. Требование его, однако, не могло быть немедленно удовлетворено, вследствие слабости высаженного отряда и неуверенности в прочности политического положения. Лишь после того, как в Афины прибыл Венизелос, ставший во главе нового правительства и установивший твердый порядок, приемлемый для союзников, русские войска, вступившие к тому времени, вместе с остальным отрядом в Афины, могли быть отправлены по железной дороге в Салоники. Случилось это лишь в начале июля. Русские батальоны были перевезены по железной дороге, а затем они двинулись походным порядком в район, где находился штаб 2-й особой дивизии. Так была разрешена «греческая проблема», которая попала в стихотворение Гумилева, написанное перед 12-м июня 1917-го года в Северном море — обратите внимание на строку: «Чтоб устоял Венизелос // В борьбе с господином своим». Устоял!
литературы. Например, 13-го ноября болгары с помощью нескольких специальных мин засыпали наши окопы прокламациями и агитационными листками. Но пока общее состояние умов среди русских солдат продолжало оставаться достаточно спокойным. Роты не отказывались даже от ночных поисков в расположение противника. Например, высланная в конце ноября от 8-го Особого полка команда произвела столь смелый налет на неприятельский передовой окоп, что новый начальник дивизии генерал Тарановский счел себя обязанным отметить действия этой команды особой благодарностью в приказе по дивизии. Ситуация стала меняться в декабре 1917-го года. 8-го декабря генерал Тарановский вынужден был донести командующему французской армией, что в последние дни болгары забросали часть его дивизии прокламациями и разного рода революционной литературой. В разбрасывавшихся листках приводились приказы Ленина о прекращении борьбы. 30-го ноября командир французской артиллерии, расположенной в междуозерном районе, по своему слуховому телефону перехватил болгарскую телефонограмму, в которой один из командиров батальонов передавал своим подчиненным: «Война с русскими закончена. Это сведение почерпнуто из официальной телеграммы, полученной в Софии». При полном отсутствии сведений из России, добавляет генерал Тарановский, болгарские сообщения не могут не оказывать на людей дивизии влияния. Участились также попытки войти с солдатами в непосредственные сношения и побудить их к переходу на сторону противника. Призыв болгар переходить к ним увлек пока только 7 человек, но, по имеющимся сведениям, сообщал начальник 2-й особой дивизии, «сегодня ночью предстоит прибытие в окопы целой миссии, прибывшей из России через Австрию и Болгарию».
К концу декабря положение в русской дивизии заметно ухудшилось. Посещение болгарами русских окопов стало обычным явлением. Наша пехота не позволяла французской артиллерии стрелять по болгарам, под предлогом попадания в своих. Это вылилось в то, что пришлось оградить собственные батареи от насилия со стороны пехоты с помощью проволоки, и артиллеристы запаслись ручными гранатами. В общем, в отношении противника установился как бы перерыв в военных действиях. Люди свободно бродили по местности, выстрелов не было слышно ни с той, ни с другой стороны.
тревожным, и при таких условиях Главнокомандующий союзными войсками на востоке счел необходимым снять русскую дивизию с позиции, тем более что к этому времени во французском военном министерстве назревали новые предположения об использовании русских войск. Однако только в первой половине января 1918-го года произошла фактически смена частей русской дивизии французскими войсками. В виду настроений солдат, французские власти, памятуя о событиях во Франции, чрезвычайно опасались оставлять у отходящих в тыл частей оружие, и перед начальством встал острый и деликатный вопрос разоружении дивизии. Применение силы для этой цели могло вызвать крайне тяжелые эксцессы. Решение, в отличие от Франции, было найдено благодаря находчивости начальника дивизии генерала Тарановского. Идти было далеко, и ни одна винтовка не была унесена солдатами в глубокий тыл, все было сдано в обозы.
Весь путь, совершенный войсками при снятии с позиций, прошел без инцидентов, но 20 января в Verria состоялся огромный солдатский митинг, направленный против офицеров. Агитаторы, по-видимому, прекрасно сознавали, что сплоченное офицерство — единственная сила, еще препятствовавшая превращению войсковых частей в толпу наивных и темных русских людей, всецело подпавшую под влияние соблазнительных лозунгов. Французский комендант г. Verria, донося своему начальству о характере митинга, сообщил, что на нем было решено предъявлять офицерам ультиматум: «С Лениным ли вы, или против него?». В том же донесении комендант сообщил, будто на митинге солдаты решили передать командование ротами и батальонами унтер-офицерам и фельдфебелям. Постановление это провести в жизнь комитетам, однако, не удалось.
правительством, оказавшимся во главе России, не распространяется на Македонский фронт, но что, в случае непринятия такой точки зрения, на войска 2-й особой дивизии могут быть распространены те же меры, которые применены к русским войскам, находящимся во Франции. Дело шло о разделении личного состава дивизии на три категории («Трияж»), и использовании русских военных контингентов в соответствии с их пожеланиями.
Так кончилась боевая деятельность 2-й Особой русской дивизии. С августа 1916-го года по январь1918-го года части этой дивизии, в составе отдельных бригад, принимали деятельное участие почти во всех важнейших операциях союзников на Македонском фронте. При взятии Флорины и Монастыря, явившихся началом освобождения Сербии, а также в междуозерном районе было пролито немало русской крови, о чем свидетельствуют могилы русских офицеров и солдат, разбросанные на полях и высотах Македонского театра. По свидетельству бывшего начальника дивизии, генерала Тарановского, 3-й особый пехотный полк был награжден за боевые отличия французским Военным Крестом на знамя, а 4-я бригада — Орденом Звезды Карагеоргия 4-й степени.
Все, что изложено в трех последних главах, опиралось на объективное изучение документов русским генералом Ю. Н. Даниловым во французских архивах, на основе которых была им написана использованная мною книга. Как видно из его рассказа, всю осень 1917 года на Салоникском фронте русские войска продолжали участвовать в боевых действиях, при существенном некомплекте личного состава, в особенности — офицеров. Поэтому в обнаруженных уже в Российском военном архиве (РГВИА) документах часто встречаются указания из Ставки о направлении задерживающихся в Париже офицеров в Салоники, в том числе несколько раз упоминается имя Николая Гумилева, об этом будет сказано далее. Как я предполагаю, причиной того, что он не добрался до Салоник, было не стремление уклониться от боевой службы, а то, что в Париже ему нашлось место в структуре военных организаций, где он мог быть использован с большей пользой. Ведь в глазах высшего военного руководства он не был типичным кадровым боевым офицером, с большим военным опытом, а именно они особенно требовались в действующих войсках. Вместе с тем, он обладал такими способностями, которые, при сложившихся обстоятельствах, могли быть эффективно реализованы при его службе в новых военных организациях, созданных и разместившихся в Париже. Ведь именно из Парижа осуществлялась координация и управление всеми русскими экспедиционными войсками. Дальнейший ход событий подтвердил правильность такого решения, о чем свидетельствуют многочисленные сохранившиеся документы.
возвратиться к началу рассказа, когда Николай Гумилев в мае 1917 года покинул Петроград с командировкой на Салоникский фронт. Предполагаю, что, в общих чертах, Гумилев знал об описанных выше событиях, происходивших во Франции и Македонии на протяжении 1916-1917 годов. А если и не знал всего досконально до того, как попал в Париж, то на новом месте службы ему невольно пришлось в этом разобраться. Но по дороге в Париж он не забывал и о своем другом, главном предназначении. Проведя несколько месяцев в Петрограде, он меньше всего занимался военными делами. До самых последних дней его не покидали, как творческие, так и новые литературно-организационные планы. Недавно выяснилось, например, что перед самым отъездом Гумилев принял участие в организации «Союза деятелей художественной литературы», который был основан в мае 1917 г. и членом Временного Совета которого Гумилев стал наряду с М. Горьким, Л. Андреевым, Ф. Сологубом, Н. Тэффи, В. И. Немировичем-Данченко и некоторыми другими писателями