• Приглашаем посетить наш сайт
    Кузмин (kuzmin.lit-info.ru)
  • Поэт на войне. Часть 3. Выпуск 7. Евгений Степанов (часть 7)

    Страница: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11
    12 13 14 15 16 17 18
    Примечания

    ПАРИЖСКОЕ ЛЕТО 1917 ГОДА

    Оказалось затруднительным точно восстановить первые недели пребывания Гумилева в Париже. Как было сказано, единственное свидетельство его появления в Париже 1 июля — запись в «Послужном списке». В РГВИА не удалось обнаружить ни одного документа с упоминанием его имени ранее второй половины июля. Но документов от этого периода — множество, и по ним можно судить, чем занимались русские военные службы в это время. Пролистаем ряд документов, начиная с середины весны 1917-го года — именно тогда, после известных событий в России, в организационной структуре русских военных учреждений в Париже произошли существенные изменения. Видимо, парижским руководством было принято решение включить в эту новую структуру и Николая Гумилева. Положение, занятое им, оказалось отнюдь не второстепенным, но достаточно неожиданным, возможно, и для него самого.

    До сентября 1915 года пост русского военного уполномоченного при Главной Французской Квартире занимал генерал Я. Г. Жилинский162163, занимавший этот пост при переброске Русских Особых бригад во Францию и на Салоникский фронт; через него осуществлялось руководство боевыми действиями, в которых принимали участие русские бригады в 1916 — начале 1917-го года. 18 апреля 1917 года из Петрограда в Париж было направлено распоряжение164: «Вх. №78, №2775. От генерала Алексеева 5/18-го апреля 1917 г. (адресовано Палицыну). В связи с происходящим в России коренным перемещением Высшего Командования Армии, Временное Правительство предназначило командированию в качестве представителя своего при Французской Главной Квартире генерал-майора Занкевича165. До его прибытия прошу Вас продолжать исполнять Вашу работу. О времени командировки генерала Занкевича Вам будет сообщено. Алексеев 2775». В списке русских штаб-офицеров при Военном Губернаторе Парижа на апрель 1917-го года значилось более 100 человек, включая находящихся в госпиталях, в отпусках, командированных, офицеров на курсах, в авиационных школах, перешедших в иностранную армию. Состав офицеров постоянного состава базы включал в себя всего 20 человек166.

    Помимо глобальной смены руководства, Временное правительство вводило в армии институт Военных комиссаров167168: «Полномочия применительно к полномочиям армейских комиссаров действующих армий в России, как они были выработаны, по согласованию Военного Министра с Петроградским Исполнительным Комитетом: Комиссары назначаются для содействия реорганизации армии на демократических началах и революционном духе в соответствии с платформой Петроградского Совета и укрепления боеспособности армии; на комиссаров возлагается борьба с всякими контрреволюционными попытками, содействие установлению в армии революционной дисциплины, разъяснение с этой целью недоразумений, возникающих в военной среде, урегулирование взаимоотношений между солдатами и командным составом, не вмешиваясь в оперативные распоряжения командного состава. Комиссар должен быть осведомлен о подготовке и ходе операций и должен быть во всякое время готов развивать свою деятельность в условиях боевой обстановки, подавая, в случае необходимости, пример самоотверженности личным участием в боевых действиях в решающие моменты. Для осведомления частей о назначении Комиссара объявляется в приказе. Керенский 4817. 60138 Юдин». К сожалению, как показали дальнейшие события, преследуя благие намерения «реорганизации армии на демократических началах», в дальнейшем мера эта привела к прямо противоположному результату — окончательному разложению дисциплины в русских войсках, размещенных во Франции. Но на начальном этапе это было не столь очевидно. Предполагалось рассматривать Военного комиссара в качестве посредника между рядовыми солдатами и офицерским составом полков. Возможно, это могло бы помочь, если было бы принято в равной мере обеими сторонами. Но реорганизация эта начала проводится в крайне неблагоприятное время, после кровопролитных боев в Шампани, о которых было сказано выше. Однако в мои задач не входило оценивать действия Временного правительства. Это дело историков. Мне просто хотелось документально осветить ход событий, связанных с участием в них нашего героя, но при этом предварительно дав необходимый, по моему мнению, исторический фон. Просто так сложились обстоятельства, что одним из связующих звеньев взаимодействия между размещенными во Франции русскими войсками, с одной стороны, и располагавшимся в Париже их руководством169 оказался прапорщик Николай Гумилев. Гумилев был включен в эту структуру с первого же дня ее официального утверждения Временным правительством. Но формировалась она постепенно, на протяжении мая — июля 1917 года. 16/29 апреля был объявлен приказ №145 Военного Министра об учреждении в армии комитетов и дисциплинарных судов170. Именно создание солдатских комитетов в войсках оказалось наиболее неудачным решением, приведшим вскоре к их полному разброду.

    10/23-го мая 1917 года генерал Ф. Ф. Палицын получил телеграмму из Петрограда171«Вх. №111, №3533. От Ген. Деникина, 10-го мая 1917 г. Генерал Занкевич выехал 27 апреля (10 мая) и ближайшие дни должен прибыть. Не найдете ли более удобным воспользоваться лечением после приезда Занкевича. Деникин». В конце мая Занкевич был в Лондоне, и 27 мая Представитель Временного правительства в Лондоне генерал Ермолов сообщил в Париж172: «Вх. №116, №1273. От Ген. Ермолова 14-го мая 1917. Генерал Занкевич прибыл Лондон и выедет во Францию через Boulogne 17-го мая ст. стиля». Уже 3 июня Занкевичем был объявлен приказ №1 по русским войскам во Франции173: "§1. Указом Временного Правительства я назначен Представителем Временного Правительства при Главной Квартире Французских Армий и сего числа вступил в исполнение своих обязанностей, пользуясь в отношении русских войск, находящихся на Французском фронте, правами Командующего Армией. «§2. 1 и 3 Особые бригады сводятся в первую Особую пехотную дивизию. Временно и. о. начальника дивизии назначаю Генерал-майора Лохвицкого. Командиром 1-й бригады назначаю командира 1-го Особого полка полковника Котовича. Командиром 2-й бригады назначаю командира 5-го Особого пехотного полка полковника Нарбута».

    В это же время от Керенского из Петрограда поступает ряд распоряжений, адресованных его другу и давнему соратнику по партийным делам (оба принадлежали к эсеровской партии) Евгению Ивановичу Раппу174. В телеграмме от 15/28 мая 1917 г. сказано175"Вх. 885 от 15/28 мая 1917. Из Петрограда (шифром). Передаю телеграмму Военного Министра, адресованную Париж, Русское Посольство. Передать Раппу, повторяю — Раппу: «Прошу Вас посетить Русские войска на Французском фронте. В этих войсках происходит брожение в связи с событиями в России и разногласия по видимости между офицерами и солдатами, отсутствие точных и подробных сведений о том, что происходит в России, и подозрение солдат, что офицеры их обманывают, происходят нежелательные недоразумения вследствие тяжелых условий, неудовлетворительных материальных условий и контраста между формами дисциплины нашей и французской, вызывая взаимное раздражение, которое может привести к ожесточенным столкновениям. Необходимо авторитетное слово, я прошу Вас лично от себя и от моего имени разъяснить войскам современное положение в России, выяснить их нужды, разобрать причины недоразумений и сказать солдатам, что я стою на стороне их интересов, что никто из них, не взирая на временное из России отсутствие, обижен и обделен не будет, что вопрос о земле будет решен Учредительным Собранием и что в настоящее время от них требуется лишь выражение до конца своего долга перед Родиной, свергнуть иго империализма Германии и тем отстоять свободу и достоинство России и обеспечить за собой право на землю, волю и свободный труд. Вполне в согласии и рука об руку с союзниками мы можем сделать это. О результатах Вашего посещения прошу мне телеграфировать. 101 Керенский. 71527 Потапов». На эту телеграмму поступил немедленный ответ176«Телеграмма. Исх. 813 от 16/29 мая 1917. Телеграмма расшифрована, передана Раппу, для которого организована немедленная поездка в наши бригады. Париж. Вторник. 813 Игнатьев». 31 мая из Петрограда приходит еще одна телеграмма177: «Вх. №129 от 18/31 мая 1917. №19834. От генерала Романовского. Благоволите сообщить эмигранту Раппу, находящемуся в Париже, просьбу Военного Министра Керенского проехать в 1-ю и 3-ю бригады расследовать причины брожения среди солдат, о которых вы упомянули в своей телеграмме №147. Керенский рассчитывает, что эмигрант Рапп сумеет повлиять в благоприятном смысле в духе передаваемого Вам одновременно Приказа по Армии и Флоту, о необходимости для нашей Армии переходить в наступление. Романовский».

    6 июня Рапп посылает Керенскому свой первый отчет178: «Телеграмма исх. №479 от 24. 5/6. 6 1917. Севастопуло — Министру Керенскому. Евгений Рапп просит передать Военному Министру: весьма доверительно. Мой объезд войск еще не вполне закончен. Успокоение возможно, но потребует времени и напряженной работы. Самый острый вопрос в войсках — это вызванное тоской по родине и тяжелыми последними боями желание вернуться на родину или быть смененными новой частью из России. Необходимо авторитетное разъяснение этого вопроса Временным Правительством. Подробный доклад по телеграфу посылаю на днях. Пока же генерал Занкевич, Лохвицкий и я находим совершенно необходимым безотлагательное назначение, по возможности из России, постоянного комиссара при русских войсках, имеющего авторитет и достаточных в глазах французов властных полномочий по всем вопросам боевого устройства русских войск. При затруднительности назначения из России или впредь до приезда комиссара из России необходимо срочно назначить на этот пост подходящее лицо из Парижской колонии с тем, чтобы в этом назначении проявил то или иное участие совет рабочих и солдатских депутатов. Во всяком случае, сообщаю, что председатель Московского совета Хинчук — мой старый приятель и товарищ по партии. Наконец, мое личное мнение, что комиссару этому одновременно должны быть предоставлены контрольные полномочия по закупке во Франции предметов боевого снабжения, организация какового дела оставляет желать лучшего, о чем я писал частным образом А. С. Заруднову. Сообщено генералу Занкевичу». Так как вопрос о том, кто должен быть назначен на должность Комиссара Временного Правительства был еще не решен, в тот же день Занкевич телеграфирует в Петроград179«Исх. №230, 24. 5/6. 6 1917. Военному Министру. Ходатайствую о назначении комиссаром именно его Раппа. 230. Занкевич».

    10 июня Рапп, закончив объезд, подтвержденный телеграммой №479, сообщает Керенскому180: «Исх. 523. Доложил об объезде генералу Занкевич, назначение которого следует признать очень удачным. <...> Что касается солдат, новая реформа действует на них опьяняюще, самое осуществление понятия свобода приняло кое-где характер анархический, а в одном из полков, в 1-м, — с оттенком махаевщины; явочным порядком и без всякой системы возник ряд причудливых, солдатских, автократных организаций. Однако мне удалось во всех полках создать новые организации — комитеты, в строгом соответствии с началом принципа №213181 большую услугу. Надо: 1) основать солдатскую газету; 2) при дивизии — школу прапорщиков».

    До назначения Занкевича Представителем Временного Правительства «главным» по военным делам в Париже считал себя Военный Агент182 во Франции граф А. А. Игнатьев, с 1912 года занимавший должность военного агента во Франции и одновременно представителя русской армии при французской Главной Квартире. Однако в приказе по Управлению Военного Агента по Франции №50 от 26. 5/8. 6 1917 года сказано:183 «§1. Генерал-майору Занкевичу принять на себя оперативно-разведывательную часть на французском фронте. Вследствие этого отделение Военного Агента при Французской главной Квартире перевести в непосредственное ведение Представителя Временного Правительства, с подчинением этого отделения Полковнику Кривенко». Из этого следует, что Игнатьев становился подчиненным Занкевича. Видимо, человек тщеславный и злопамятный, Игнатьев не мог с этим смириться, и отношения между двумя подразделениями крайне обострились, что найдет отражение в дальнейших документах. В своих мемуарах Игнатьев «отомстил» Занкевичу, написав о нем как о типичном «генштабисте», «апломб которого зачастую подменял скудость его мышления»184. Думаю, это далеко от истины, и больше характеризует самого Игнатьева; о его неблаговидной роли в сокрытии переводимых через него денег, «всплывших» в 1925 году, было сказано выше. О существовании лежащих в банке на личных счетах Игнатьева крупных денежных сумм Занкевич, видимо, не знал, и это отразилось на положении всех военнослужащих в конце года.

    — июле 1917 года шло формирование немногочисленных управлений, утверждался их штат. Так, 2 июля приказом №11 объявлено185: «Формируется Тыловое управление (с отделениями Инспекторским, Интендантским и Санитарным). Начальник Тылового Управления — полковник Карханин». В приказе по Тыловому Управлению №1 от 20. 6/3. 7 1917 года утвержден его штат186: «3 отделение: 1) Начальник Инспекторского отдела — капитан Пардигон. 2) Начальник Интендантского отдела — капитан Копылов. 3) Начальник Санитарного отдела — врач Рубакин. Подписал Подполковник Пац-Помарнацкий». 2 июля из Петрограда пришла телеграмма187: «Установить путевое довольствие для командированных внутри Франции. Установить денежный отпуск для всех офицеров и классных чинов, командируемых распоряжением Представителя Временного Правительства при Французской Главной Квартире и Начальника Тылового Управления для исполнения служебных поручений в размере двойной стоимости билета 1-го класса для генералов и штаб-офицеров, 2-го класса для обер-офицеров и 3-го класса для солдат. 2518. Каменский».

    Между тем, продолжались прения между Занкевичем и Игнатьевым по поводу реорганизации миссии. Игнатьев не желал лишаться своих полномочий, и в телеграмме Занкевича от 4 июля сказано188«Ввиду реорганизации миссии и назначения моим Представителем при Главной Квартире Полковника Кривенко и во избежание задержек в передаче телеграмм, прошу не отказать направлять все телеграммы разведывательного характера по адресу: „Colonel Krivenko Grand Quartier Général France“. Занкевич». 6 июля последовала жалоба Игнатьева в Петроград189: «Исх. 1219. 23. 6/6. 07-1917. АНАКСАГОР ПЕТРОГРАД (шифр). На №25483. Вся оперативно-разведывательная часть как я доносил телеграммой №922 и 1080 перешла теперь ведение Генерала Занкевича. Наша собственная тайная разведка также мне не починена. Не имея сам возможности исполнить Ваше приказание, передал немедленно Вашу телеграмму Ген. Занкевичу и Полковнику Графу Игнатьеву II-му. Париж, пятница. Пол. 0824. 1192. Игнатьев». Упомянутый в телеграмме Граф Игнатьев II — родной брат Игнатьева — Павел Алексеевич190«сбереженные» им крупные денежные суммы, которые предназначались на закупки вооружения во время войны. Но до поры до времени Игнатьев служил «верой и правдой» Временному правительству, за что 11 сентября 1917 г. он был произведен в генерал-майоры191. И он по-прежнему продолжал ведать всеми финансовыми делами. Так, 15 июля он докладывает в Петроград192: «Исх. 985, 2/15 июля 1917. Анаксагор Петроград (шифром). Для покрытия расходов, вызываемых поездками Раппа и командируемых им лиц представляется необходимым установить суточные по расчету: Раппу 60 франков, прочим лицам 40 франков. Суточные за первую поездку выданы разрешением Представителя. Париж. Пятница. 985. Игнатьев». На обороте этого листа сказано: "Установить суточные для солдат, бежавших из плена: подпрапорщики — 75 сантимов; остальные — 50 сант. " И далее обозначена стоимость проезда в Россию193"Стоимость проезда из Лондона до Норвегии (пароходом 1 кл. — 6 фунтов; 2 кл. — 4 фунта; 3 кл. — 2 фунта. Ж/д от Бергена до Гапаранды194: 1 кл. — 10 ф. , 3 кл. — 3 ф. 4 шил. " Однако Рапп, выполняющий различные поручения Керенского, до этого момента действует, фактически, частным образом. Поэтому 6 июля Занкевич повторно шлет в Петроград ходатайство о назначении его военным комиссаром195.

    Обратим внимание на дату — 6 июля. Известно, что к этому времени Николай Гумилев был уже в Париже. Хотя в приказах его имя пока не встречается, но очевидно, что он уже представился в Русской военной миссии и ждал дальнейшего назначения. Приведем здесь несколько адресов, где размещались русские представительства, и где Гумилев мог уже побывать196: Генеральное Консульство России — 79, rue de Grenelle (улица Гренель, 79, сейчас там Российское посольство); адрес Русского военного представительства (Bureau Militaire Russe) — Paris, 21, rue de Lübeck (улица Любек); адрес Управления Военного агента А. А. Игнатьева — Paris, 14 Avenue Elisée Reclus (Авеню Элизэ Реклю, 14); адрес Е. И. Раппа: — Rapp, 37, rue Vaneau 91-62.

    Поэт на войне. Часть 3. Выпуск 7. Евгений Степанов (часть 7)
    Управление Военного Агента на авеню Элизэ Реклю.


    Поэт на войне. Часть 3. Выпуск 7. Евгений Степанов (часть 7)


    Поэт на войне. Часть 3. Выпуск 7. Евгений Степанов (часть 7)
    В центре —  Слева — Справа — Военное представительство на улице Любек.

    Думаю, что к этому времени он успел представиться Занкевичу, Игнатьеву, познакомился с Раппом. Однако как раз к началу июля начали бурно развиваться события в лагере Ля Куртин, где были размещены Особые русские бригады, о чем было сказано ранее. Приведем отрывок из цитировавшейся выше книги Ю. Данилова, рассказавшего о событиях июля — начала августа 1917 года на основе материалов французских архивов, и затем убедимся, на основе документов, хранящихся в РГВИА, в полной объективности его рассказа197:

    "В этих условиях французское военное командование сочло своим долгом сосредоточить русские бригады в одном из внутренних лагерей (La Courtine), дабы дать бригадам возможность придти в спокойное состояние и заняться осуществлением необходимых мероприятий по сведению их в одну дивизию. Так как во Франции в данное время ощущалась острая нужда в рабочих, в особенности для обработки полей, то уже через несколько дней по прибытии в лагерь первых эшелонов русских войск было возбуждено ходатайство о привлечении солдат из лагеря La Courtine к сельскохозяйственным работам. Французские власти, однако, очень недоверчиво отнеслись к этим ходатайствам и, напротив, настаивали на принятии разного рода изоляционных мер, для ограждения местного населения от проникновения пропаганды. Таким образом, русские войска сразу почувствовали себя как бы на некотором особом положении.

    в 3-й Особой русской бригаде сохранилось гораздо больше здоровых элементов, которые пытались даже вступить в борьбу с царившей кругом хаотичностью и разлагающей бездеятельностью. Уже 8-го июля, то есть через короткое время по прибытии бригад в Куртинский лагерь, командующий войсками Лиможского района доносил: «В русской дивизии произошел полный раскол. 3-я бригада отделилась от первой и обосновалась биваком в Mandrin в 8-ми километрах от La Courtine». Что случилось? Чем может быть объяснено такое распадение дивизии надвое? Старший французский офицер при дивизии Commandant Lelong так объясняет случившееся в своем донесении от 14-го июля: «Собрание обеих бригад обнаружило наличие в среде их чинов двух настроений: одно, разделяемое большей частью солдат 1-й бригады (и некоторой частью людей 3-й бригады), формулируется желанием добиться какою бы то ни было ценою возвращения в Россию и согласием сражаться только на русском фронте. Второе — составляющее почти общее мнение чинов 3-й бригады и лишь некоторых элементов 1-й бригады, заключается также в стремлении возвратиться, если возможно, в Россию, но допускает боевую деятельность также и на французском фронте, если таково будет приказание Временного Правительства.

    Генерал Занкевич, в убеждении, что только второе настроение допустимо в войсках, решил разделить сторонников каждого из этих течений, не допуская их смешения. По свидетельству участников указанного собрания, происходившего в ночь с 7-го на 8-е июля, генерал Занкевич согласился на разделение дивизии лишь после продолжительных колебаний и под давлением руководящих элементов из чинов 3-й бригады. В результате, большая часть 3-й бригады (за исключением 500-600 человек) и несколько сот людей 1-й бригады оставили на следующий день, 8-го июля, барачный лагерь при селении La Courtine и стали биваком на границе лагерного участка (в районе Mandrin).

    11-го июля этот отряд сделал новый переход к северу и расположился биваком у селения de Felletin, где устроился штаб дивизии. Остальная часть дивизии (то есть большая часть 1-й бригады и 500-600 человек 3-й бригады) — сторонники возвращения в Россию какою угодно ценой, остались в бараках лагеря „La Courtine“. Между ними образовалось расстояние в 23 километра. Отряд, стоявший бивуаком у Felletin’а, проявлял даже желание организовать занятия. Commandant Lelong нашел для них учебное поле в 4-х километрах и только некоторая удаленность помешала его использовать. Напротив, Куртинцы пребывали в бездеятельности и постепенно запустили окончательно свою лагерную стоянку. На почве бездеятельности развились разного рода болезни и алкоголизм. Особенно многочисленны были заболевания венерические. Один из врачей выразился так: „Можно сказать так, что болен весь отряд“.

    К сожалению, праздность оказалась в некоторой мере болезнью заразительной и для чинов 3-й Особой бригады. Уже в конце июля на Фельетинцев стали поступать отдельные жалобы от местных властей. Это обстоятельство, равно приближение холодного времени и враждебное отношение к Куртинцам вызвало решение о перевозке их в лагерь Courneau, близ Аркашона. Перевозка эта была выполнена 10-го августа и, в результате ее, бригады были поставлены в совершенно изолированное друг от друга положение. Но еще до этого разъединения около тысячи Куртинцев оставили своих единомышленников и перешли в лагерь Фельетинцев».

    Документы российского архива подтверждают сказанное выше. В протоколе заседания Отрядного Комитета в лагере Ля Куртин, проходившего под председательством Занкевича 6 июля, утверждается решение о выводе дивизии из лагеря198. 7-м июля датировано «Постановление» группы «верных» 3-й бригады (5-й и 6-й полки) о решении уйти из лагеря199200. В приказе по русским войскам №15201 а другие готовы сражаться только на русском фронте. В этом приказе сказано: «Солдат, высказывающихся за безусловное подчинение Временному правительству, вывести из лагеря Ля Куртин». 9 июля Занкевич отправляет в Петроград письмо Военному министру Керенскому202, в котором информирует его, что он лично был в лагере Ля Куртин, и о том, что «часть готова сражаться и во Франции, т. е. подчиняется Временному Правительству, а часть — только на Русском фронте. Подчиняющихся вывели из лагеря к 10 ч. утра 25 июня/8 июля (2-я бригада). Осталась 1-я бригада, без 200-300 чел, 2-й полк». В приказе по Тыловому Управлению №4 от 27. 6/10. 7 1917 г. сказано203: «По части интендантской (приходы и расходы). Из сумм, сост. в рапорте Ген. Занкевича: Суточные и проездные за командировку 1641 фр. 25 сант. Господину Раппу. Выдать под расписку. Тел. ГУГШ №32559, вх. №320».

    Из приведенных документов следует, что примерно с 5-го по 10 июля Занкевича и Раппа в Париже не было, так как они были в командировке в лагере Ля Куртин. Первоначально автором предполагалось, что в этой поездке мог принять участие и Николай Гумилев, однако по другим документам выяснилось, что для проезда по территории Франции в военное время требовалось оформление специального пропуска. Оформление его требовало много времени, такой пропуск у Гумилева вскоре появится, он сохранился в архиве. Первые несколько недель Гумилев оставался в Париже, и, по-видимому, это было самое свободное время, когда он мог заниматься своими делами, сходными с тем, чем он занимался в Лондоне. В первые дни в Париже он близко сошелся с художниками и супругами Михаилом Ларионовым и Натальей Гончаровой. Уже при их первой встрече Гончарова подарила Гумилеву свой замечательный, «охранительный» рисунок «Христос» с такой дарственной надписью: «Николаю Степановичу Гумилеву на память о нашей первой встрече в Париже. Береги Вас Бог, как садовник розовый куст в саду. Н. Гончарова»204.

    Поэт на войне. Часть 3. Выпуск 7. Евгений Степанов (часть 7)
    Рисунок Н. Гончаровой «Христос», подаренный Гумилеву в июле 1917 года.

    205: « <...> Чтобы его оставить в Париже, я и Наталья Сергеевна познакомили его с полковником Соколовым, который был для русских войск комендантом в Париже. Потом с Альмой Эдуардовной Поляковой206 — и временно задержали Ник. Степ, в Париже. А позднее познакомили его с Анной Марковной Сталь и с Раппом207 — Рапп предложил ему место адъютанта при нем самом (Раппе) <...>».

    В архивных документах208 видимо, домашний и служебные: Hôtel Beaulieu Champs; 16 rue Louis David, Elysées; 15, rue Balzac; 39, rue de l’Arbalète. Так что вполне вероятно, что Соколов оказал протекцию, чтобы Гумилева оставили в Париже. Встречается в военных документах и имя Альмы Поляковой, работавшей в русской миссии сестрой милосердия, так, в приказе по Русским войскам" №137209 «за усердие». Но главным, очевидно, было то, что Занкевич сразу понял, что служба Гумилева, младшего офицера и бывшего кавалериста, в Париже будет более полезной и эффективной, чем его отправка на Салоникский фронт в пехоту. Я думаю, что Занкевич сразу принял решение оставить Гумилева в Париже при Раппе, однако, во-первых, до второй половины июля приказ о назначении Раппа Военным комиссаром из Петрограда не поступил, а во-вторых, большую часть июля Занкевич и Рапп провели в разъездах. Как только они появились в Париже, 12 июля пришла телеграмма, что в Париж из Лондона направляется еще одно ответственное контролирующее лицо, комиссар Временного Правительства из Петрограда210: «Телеграмма из Лондона (шифром). Вх. 1340. 29. 06/12. 07 1917. Генералу Занкевичу. Комиссар Временного Правительства Сватиков просит сообщить Вам, что он выезжает Париж через Булонь завтра четверг 29-го июня (ст. ст. ). 1302 Ермолов». На следующий день пришло уточнение211«Телеграмма. Спешно. Из Лондона. Вх. 1358. 30. 06/13. 07 1917. Для Генерала Занкевича. К №1302. Комиссар Временного Правительства Сватиков выехал сегодня не через Булонь, но через Гавр. 1305 Ермолов». В этот же день из Петрограда пришла телеграмма на имя Занкевича212: «Телеграмма из Петрограда. Передана из канц. Ген. Занкевича 30. 6/13. 7 (вх. №327). Вам как представителю Временного Правительства во Франции устанавливается следующее содержание: сохранение содержания по должности Генерал-Квартирмейстер, т. е. по 3000 руб. жалованья и столовых 1500 руб. , квартирных в год; кроме того на время вашей командировки положением Военного Совета от 20 мая установлен отпуск на представительство 750 руб. в месяц и суточные по 76 франков. 2665 Карханин. 60126 Юдин».

    Прибывший из Лондона в Париж 14-го июля С. Г. Сватиков213 был направлен в качестве комиссара Временного правительства в западноевропейские страны для проверки дипломатических служб и ликвидации заграничной агентуры Департамента полиции. Помимо этого Сватиков должен был посетить русские военные лагеря. 15 июля от командира 1-й Особой дивизии Лохвицкого поступила телеграмма214«Телеграмма от Лохвицкого от 2/15 июля, 16 ч. дня. Генерал Занкевич выезжает из Парижа завтра в понедельник в 6 ч. вечера; ночевать он будет в Мон-Люсон в гостинице Ferminus. Просить выслать автомобиль во вторник к 8 ч. утра к этой гостинице. Его будут сопровождать полковник Бобриков и госп. Рапп и Сватиков. Montlugan». Поездка в Ля Куртин прошла успешно. От этого визита Раппа, Сватикова и Занкевича сохранилось несколько фотографий. Других фотографий будущего начальника Гумилева Евгения Раппа пока обнаружить не удалось.



    Поэт на войне. Часть 3. Выпуск 7. Евгений Степанов (часть 7)
    М. И. Занкевич.
    Поэт на войне. Часть 3. Выпуск 7. Евгений Степанов (часть 7)
    Поэт на войне. Часть 3. Выпуск 7. Евгений Степанов (часть 7)
    Поездка Раппа в Ля Куртин в июле. Слева за ним идет Военный комиссар Сватиков.

    215 о приостановлении выдачи суточных солдатам 1 дивизии в Ля Куртин — «так как эти суточные деньги выдаются только за службу во Франции». Находясь в Ля Куртин, видимо, действуя по поручению Сватикова, Рапп 18 июля пишет в Отрядный Комитет216«В качестве уполномоченного чрезвычайной следственной Комиссии по разборке архивов бывшего заграничного охранного отделения могу удостоверить, что никаких указаний на сношение г. Поволоцкого с Парижской или другой охранкой не обнаружено. Независимо от сего г. Поволоцкий не получал никаких спец. командировок в Особую дивизию ни от стороннего начальства, ни от стороннего объединенного Комитета Парижских эмигрантов. Уполномоченный военного министра Е. Рапп. 5/18 июля 1917 года». Обратите внимание, что пока Рапп именует себя «уполномоченным военного министра». В связи с возложенными на него обязанностями, Рапп, формально находящийся до этого на военной службе во Франции, подает заявление об отставке217: «Господину Военному Агенту во Франции. Евгений Иванович Рапп (14, rue Stanislas). Заявление. Вследствие возложения на меня г. Военным Министром и известных Вам обязанностей, выполнение которых не совместимо с несением службы офицера французской армии, прошу Вас не отказать войти во Французское Военное Министерство с подлежащим ходатайством о прекращении обязательства моего в отношении несения военной службы во Франции. Для сведения Вашего сообщаю: никакого письменного обязательства (engagement), ни прошения (demande) я не подписывал, а принят был на службу (в сентябре 1914 г. ) по личному ходатайству тогдашнего помощника военного агента генерал-майора Д. И. Ознобишина, в качестве подпоручика (J/Lieutenant) пятого полка полевой артиллерии. В сентябре 1916 г. , по представлению начальства произведен в чин лейтенанта. Постановлением Военного Министра от 26 января 1917 г. был mis hors cadre (). Евгений Рапп. 18 июля 1917 г. Париж». Это ходатайство было удовлетворено 15 августа218: «От Военного Министра Франции (от 17/30 августа 1917 г. ). Сообщают, что это прошение удовлетворено с 15 августа 1917 года».

    219«Г-ну Раппу. Генерал Занкевич просил г. Раппа приехать к г. Сватикову завтра 7 июля (20 июля н. ст. ) к 2 1/2 ч. дня. Генерал там будет в это время». В этот же день Сватиков рапортует в Петроград220: «Телеграмма. Исх. №441. Председателю Совета Министром Львову, Генералу Романовскому, Керенскому. Доношу Временному Правительству: прибыв в Париж по усиленной просьбе Евг. Ив. Рапп и Генерал Занкевич, также исполнил приказ Министра Председателя посетить лагерь Русских Дивизий. <...> (О необходимости разъединения). <...> Деятельность Раппа, как представителя Военного Министра и чрезвычайной следственной комиссии выше всяких похвал. Устно прошу устроить его материально и выразить признательность Правительства. Комиссар Временного Правительства Сватиков».

    Наконец, 21 июля получена телеграмма от Керенского221: «Здесь: Вх. 439. 9/21 июля 1917. Из Петрограда. Генералу Занкевичу. На №№230, 251, 299, 332. Телеграмма Керенского Занкевичу. Вх. №439. №60138. Отпр. 21 июля 12 ч. 50 м. (Копия — Российскому поверенному в делах для передачи Раппу). Военным Комиссаром при Русских войсках во Франции назначаю Раппа. Исполнительный Комитет Совета Рабочих и Солдатских Депутатов со своей стороны уполномочивает его же быть комиссаром Исполнительного комитета. 4817 Керенский. 60138 Юдин». 23 июля Керенский направляет Раппу представленную выше телеграмму о полномочиях армейского комиссара. Текст телеграмм Керенского о назначении Раппа и о его полномочиях был объявлен приказом №29222 223: «№3552. Анаксагор. Генералу Романовскому. Прапорщик Гумилев моей властью временно назначен при Военном Комиссаре, ходатайствую это узаконить. Для означенной должности полагал бы достаточным содержание обер-офицера для поручений штата Тылового Управления, утвержденного Военным Советом 18 мая. Номером 489 просил установить содержание Военный Комиссар, на что ответа не имею. Занкевич 841». Видно, что все было уже решено заранее, и в этот же день в канцелярии Занкевича объявляется распоряжение224: «Канцелярия Ген. Занкевича. 10/23 июля 1917. №491. г. Париж. Спешно. Подполковнику Пац-Помарнацкому. По приказанию Генерала Занкевича, 5-го Гусарского Александрийского полка Прапорщик Гумилев, направленный в Салоникские войска, оставляется в распоряжении Представителя Временного Правительства при Французских армиях. Прошу не отказать взять на себя данный вопрос для отдачи в приказе и сообщении Генералу Артамонову и Военному Агенту во Франции. Приложение: Предписание Дежурного Генерала Штаба Петроградского Военного Округа на театре Военных действий от 2-го мая с. г. №2785 и послужной список. Подполковник (подпись) Бобриков». Так как службы Представителя Временного Правительства Занкевича и Военного Комиссара Раппа не были подчинены друг другу, одновременно Рапп направляет прошение Керенскому225: «Петроград. Военному министру. Прошу назначение мне офицером для поручений прапорщика 5 Александрийского полка Гумилева, командированного Генеральным штабом в Салоники и оставленного в Париже в распоряжении генерала Занкевича. Рапп». Судьба поэта на ближайшие несколько месяцев определена, хотя официальное утверждение на эту должность из Петрограда поступило только в конце августа.

    «Журнале входящих бумаг» Отрядного комитета зафиксирована бумага226«о высылке писаря, знающего писать на пишущей машинке». Как следует из протокола заседания Отрядного Комитета от 8 августа227, вначале Раппу назначили писарем младшего унтер-офицера 5-го полка Лямина, но командный состав послал вместо него рядового 10-й роты 5-го полка Горбунова. Однако, с учетом ходатайства Раппа, его отозвали и назначили ему писаря 1-го Маршевого батальона Евграфова. Вскоре писарь унтер-офицер Александр Евграфов поступил в распоряжение Военного комиссара. Начались будни, отраженные в многочисленных документах. С этого момента имя Гумилева встречается в них постоянно, как в форме отдаваемых ему распоряжений, так и виде его многочисленных автографов — на него, видимо, как на «литератора», Раппом возлагалась обязанность подготавливать тексты первоначальных вариантов приказов и распоряжений, которые Рапп затем редактировал и подписывал. Но прежде, чем рассказать о них, вернемся к началу месяца, когда Гумилев тесно сошелся с Ларионовым и Гончаровой, и не только с ними. Месяцы, проведенный им в Париже, оказались творчески плодотворными и эмоционально насыщенными — не обошлись они без романтического увлечения, вдохновившего его на множество лирических стихотворений, составивших посмертно изданный сборник «К синей звезде».

    Страница: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11
    12 13 14 15 16 17 18
    Примечания