Хроника
3/16 апреля 1886 г. В Кронштадте, в семье военного врача Степана Яковлевича Гумилёвва родился сын Николай.
4 августа 1921 г. В Петрограде по обвинению в участии в контрреволюционном заговоре арестован крупный русский поэт Николай Гумилёв.
24 августа 1921 г. В отношении него подготовлена выписка из протокола заседания Президиума Петрогубернской Чрезвычайной Комиссии: «Приговорить к высшей мере наказания — расстрелу».
8 декабря 1924 г. Поэт, студент Петроградского университета Павел Лукницкий пришел в дом к Анне Ахматовой с просьбой помочь ему в написании дипломной работы по творчеству Николая Гумилёва. Через пять лет Лукницкий будет арестован.
27 января 1968 г. Павел Лукницкий написал письмо Генеральному прокурору СССР Р.А. Руденко с просьбой реабилитировать Гумилёва.
8 февраля 1968 г. в реабилитации отказано.
АРХИВ
Адвокатом, как и поэтом, становятся внезапно. 25 лет назад, в день в день смерти отца, — он еще не был похоронен, а уже из исполкома пришли с сантиметром высчитывать излишки образовавшейся жилплощади, мама сказала: «Был бы ты юристом, мы бы сейчас не были так унижены...». Перед смертью папа говорил: «Жаль, что ты журналист, был бы юристом — завершил бы дело реабилитации Гумилёва. Я не успел. Маму береги и архив не разбазарь».
Архив — это многолетняя тайна нашего дома. То есть была когда-то тайна, когда хранение автографов Гумилёва, Лозинского, Ахматовой, Пастернака, Клюева, Цветаевой, Анненского и т.п. приравнивалось по составу к антисоветской агитации и пропаганде. Советская юстиция допускала аналогии в уголовном праве. Папа был в свое время арестован за хранение этого архива. Правда, полуграмотные ажаны не знали толком, что искать. Унесли, слава Богу, не то.
Однажды прихожу из университета домой, а меня не пускают в собственную квартиру какие-то высокие плотные люди. Оказалось — ребята «оттуда». А на кухне, на табуретке, сидит человек, известный по портретам, — Ю.В. Андропов и лениво полемизирует с мамочкой. Он просит отдать в «надежные руки» наш литературный архив, а взамен обещает отправить ее на месяц лечиться за границу.
«Зачем лечиться, — думаю я. — Она здорова. Настолько здорова, что в КГБ то, что отец собирал всю жизнь, не отдаст.
Да и потом: как же я буду без документов реабилитировать Гумилёва? Это ведь главное завещание папочки.»
НАЧАЛО
Занятие Гумилёвым — как уже было говорено — судьба нашей семьи. А от судьбы, как известно, не уйдешь. Я, закончив второй — юридический вуз, прятался от нее: в «Литературной газете», в Прокуратуре СССР, в МВД СССР, в Советском фонде культуры.
10.07.1988 года газета «Правда» вышла с передовой «В Комиссии Политбюро ЦК КПСС по изучению материалов, связанных с репрессиями, 30-40-х и начала 50-х годов». Первое ощущение: слава Богу! Началось. А второе — а где 20-е годы?
- Рано, — сказал мне А.Н. Яковлев, — вы говорите о том времени, когда еще был жив Ленин, и Горбачев не хочет его трогать.
На власть надежды не было...
Академика Д.С. Лихачева долго убеждать не пришлось.
ПИСЬМА К СОВЕТСКОЙ ВЛАСТИ
Генеральному прокурору СССР
Уважаемый Александр Яковлевич!
В настоящее время в Прокуратуру СССР по ходатайству Советского фонда культуры поступило на рассмотрение дело по обвинению русского поэта Н.С. Гумилёва в участии в Таганцевском заговоре 1921 года.
Заведующему отделом СФК т. Лукницкому С.П. былп поручено изучить это дело и выступить с публикацией, что и было разрешено Председателем КГБ СССР т. Крючковым В.А. и заместителем Генерального прокурора СССР т. Абрамовым И.П.
Публикация увидела свет 29.10.89 г. в газете «Московские новости», но опубликованных сведений оказалось недостаточно для изучения личности Гумилёва, круга его литературных знакомств и привязанностей. Эти сведения, однако, можно почерпнуть из переписки, содержащейся в деле. Переписка, как было сообщено, не содержит сведений, имеющих правовую подоплеку.
В связи с этим прошу Вас разрешить еще одну, более обширную публикацию в журнале Советского фонда культуры «Наше наследие», предоставив т. Лукницкому С.П. возможность еще раз поработать с делом.
9 ноября 1989,
с уважением
Д. С. Лихачев
Генеральному прокурору СССР
т. Сухареву А. Я.
Обращаемся к Вам с просьбой ускорить рассмотрение вопроса о реабилитации русского поэта Н.С. Гумилёва, репрессированного и расстрелянного в 1921 году в Петрограде... Я счел возможным обратиться в Союз юристов СССР с просьбой высказать свое мнение о Н.С. Гумилёве и его деле с правовой точки зрения.
Д.С. Лихачев
Генеральному прокурору Союза ССР
т. Сухареву А. Я.
По просьбе Председателя Президиума Советского фонда культуры академика Д.С. Лихачева Союз юристов СССР принял участие в изучении дела известного русского поэта Н.С. Гумилёва, репрессированного и погибшего в 1921 году.
Ответственные сотрудники Союза юристов СССР т.т. Лукницкий С.П. и Морозов С.Б., в прошлом работавшие в Прокуратуре Союза ССР, ознакомились с делом Н.С. Гумилёва и, изучив его и множество сопутствующих документов, еще раз пришли к выводу, что Н.С. Гумилёв не был виновен в инкриминированном ему деянии, и поэтому его доброе имя должно быть возвращено Отечеству.
В связи с изложенным, прошу Вас рассмотреть подготовленный нами проект протеста.
Председатель Союза юристов СССР
А. А. Требков
На проекте протеста не появилось ни даты, ни подписи Сухарева. И уже никогда не появится. По странной иронии судьбы Сухарев был снят с работы в тот самый день, когда умерла И. Одоевцева, единственный человек, утверждавший в качестве свидетеля, что Гумилёв был участником заговора.
Ницше: «Я возражаю против того, чтобы вносить фанатика в тип искупителя».
ОБВИНИТЕЛЬНОЕ ЗАКЛЮЧЕНИЕ
по делу №2534 гр. Гумилёва Николая Станиславовича (зачеркнуто, написано сверху чернилами «Степановича»), обвиняемого в причастности к контрреволюционной организации Таганцева (Петроградской боевой организации) и связанных с ней организаций и групп.
Следствием установлено, что дело гр. Гумилёва Николая Станиславовича 35 лет происходит из дворян, проживающего в городе Петрограде угол Невского и Мойки в Доме искусств, поэт, женат, беспартийный. Окончил высшее учебное заведение, филолог, член коллегии издательства Всемирной литературы, возникло на основании показаний Таганцева от 6.8.1921 г., в котором он показывает следующее: «Гражданин Гумилёв утверждал курьеру финской контрразведки Герману, что он, Гумилёв, связан с группой интеллигентов, которой последний может распоряжаться, и которая в случае выступления готова выйти на улицу для активной борьбы с большевиками, но желал бы иметь в распоряжении некоторую сумму для технических надобностей. Чтоб проверить надежность Гумилёва организация Таганцева командировала члена организации гр. Шведова для ведения окончательных переговоров с гр. Гумилёвым. Последний взял на себя оказать активное содействие в борьбе с большевиками и составлении прокламаций контрреволюционного характера. На расходы Гумилёву было выдано 200 000 рублей советскими деньгами и лента для пишущей машинки. В своих показаниях гр. Гумилёв подтверждает вышеуказанные против него обвинения и виновность в жедании оказать содействие контрреволюционной организации Таганцева, выразив в подготовке кадра интеллигентов для борьбы с большевиками и в сочинении прокламаций контрреволюционного характера.
Признает своим показанием гр. Гумилёв подтверждает получку денег от организации в сумме 200 000 рублей для технических надобностей.
В своем первом показании гр. Гумилёв совершенно отрицал его причастность к контрреволюционной организации и на все заданные вопросы отвечал отрицательною
Виновность в контрреволюционной организации гр. Гумилёва Н.Ст. на основании протокола Таганцева и его подтверждения вполне доказана.
На основании вышеизложенного считаю необходимым применить по отношению к гр. Гумилёву Николаю Станиславовичу, как явному врагу народа и рабоче-крестьянской революции высшую меру наказания — расстрел.
Следователь Якобсон (подпись синим карандашом)
Оперуполномоченный ВЧК (подпись отсутствует)
Выписка из протокола заседания ЧК (приковор)
от 24.08.21 г:
«Гумилёв Николай Степанович, 35 лет, б. дворянин, филолог, член коллегии издательства «Всемирная литература», женат, беспартийный, б. офицер, участник Петроградской боевой контрреволюционной организации, активно содействовал составлению прокламаций контрреволюционного содержания, обещал связать с организацией в момент восстания группу интеллигентов, кадровых офицеров, которые активно примут участие в восстании, получил от организации деньги на технические надобности».
Верно: (подпись отсутствует)
справа приписка без какой-либо подписи:
«Приговорить к высшей мере наказания — расстрелу».
ПРОТЕСТ
Абзацем раньше я поместил выписку из приговора. Итак, «участник», «активно содействовал», «обещал связать», «получил деньги», «на технические надобности».
В деле имеется показания профессора В. Таганцева, руководителя упомянутой боевой организации. Поскольку это единственный документ в деле, на котором строится обвинение, привожу его здесь полностью.
«Протокол показания гр. Таганцева. «Поэт Гумилёв после рассказа Германа обращался к нему в конце ноября 1920 года. Гумилёв утверждает, что с ним связана группа интеллигентов, которой он может распоряжаться, и в случае выступления согласился выйти на улицу, но желал бы иметь в распоряжении для технических надобностей некоторую свободную наличность. Таковой у нас тогда не было. Мы решили тогда предварительно проверить надежность Гумилёва, командировав к нему Шведова для устранения связей.
В течение трех месяцев, однако, это не было сделано. Только во время Кронштадта Шведов выполнил поручение: разыскал на Преображенской ул. поэта Гумилёва, адрес я узнал для него во «Всемирной литературе», где служил Гумилёв. Шведов предложил ему помочь нам, если представится надобность в составлении прокламаций. Гумилёв согласился, сказав, что оставлять за собой право отказываться от тем, не отвечающих его далеко не правым взглядам. Гумилёв был близок к советской ориентации. Шведов мог успокоить, что мы не монархисты, а держимся за власть советов. Не знаю, насколько он мог поверить этому утверждению. На расходы Гумилёву было выделено 200 000 советских рублей и лента для пишущей машинки. Про группу свою Гумилёв дал уклончивый ответ, сказав, что для организации ему надобно время. Через несколько дней пал Кронштадт. Гумилёв был близок к советской ориентации, стороной я услыхал, что Гумилёв весьма отходит далеко от контрреволюционных взглядов. Я к нему больше не обращался, как и Шведов и Герман, и поэтических прокламаций нам не пришлось видеть. «
3. Он утверждает, что Шведов просил Гумилёва помочь, а не Гумилёв напрашивался. 4. Шведов обманул поэта, сказав, что их группа держится за «власть советов». 5. Гумилёв не согласился примкнуть к заговорщикам и, заподозрив подвох, дал уклончивый ответ. 6. Вначале показаний упоминается Герман, однако ни одного свидетельства его встречи с Гумилёвым в материалах дела не содержится.
Гумилёв в своих показаниях сообщает о том, что он говорил неоднократно посещавшему его Шведову (Вячеславскому): «Мне, по всей видимости, удастся в момент выступления собрать и повести за собой кучку прохожих».
Ни в материалах дело, ни в обвинительном заключении не содержится ни одного документа, свидетельствующего о том, что Гумилёв составлял прокламации или вел переговоры с кем-то, кто должен был примкнуть к группе Таганцева. Но зато в обвинительном заключении (см.), составленном следователем Якобсоном, имеется все, чего нет в деле: «Гражданин Гумилёв утверждал курьеру финской контрразведки...».
Откуда, минуя материалы дела, взялась «активная борьба с большевиками»? Из кучки прохожих? И офицеры, с которыми, как говорится в приговоре, Гумилёв обещал связать группу Таганцева, упоменается в деле лишь однажды, да и то в объяснении Гумилёва, что он это пообещал легкомысленно, ибо связей с бывшими сослуживцами не поддерживает.
А некий курьер контрразведки? Как он попал в заключительный документ следствия? И почему в показаниях Гумилёва зафиксировано, что Гумилёв встречался со Шведовым (Вячеславским), а в обвинительном заключении фигурирует Герман?.. Неужели ошибся следователь? А может быть, сознательно ошибся?
Оказывается, следствие по делу Гумилёва установило принадлежность Германа и Шведова к контрразведке. Но этого нет в показаниях Гумилёва, поэтому следствие обязано было признать невиновность Гумилёва в эпизоде с предложением сотрудничать в группе Таганцева, ибо не установлено, с кем в действительности говорил Гумилёв, с заговорщиком или болтуном. А на нелепый вопрос, будет ли он учавствовать в заговоре, ироничный человек, коим был Гумилёв, мог вполне съязвить: еще бы! К тому же посетителю надо было оставить где-то деньги — 200 000 рублей. «Надо было оставить» — следует из того, что этот посетитель трижды, это видно из материалов дела, просил Гумилёва взять их на хранение и в конце концов передал их на хранение, а не на «технические надобности», как написано в приговоре.
Кроме того, смехотворно оставленная Гумилёву сумма. В деле имеется расписка Мариэтты Шагинян от 23.07.21: «Мною взято у Н.С. Гумилёва пятдесят тысяч рублей». На «заговорщицкие» деньги она могла приобрести в те месяцы 1921 года разве что немного картофеля или десять самых дешевых марок из тех, что используются внутри города. Стало быть, получил Гумилёв, если пересчитать те 200 тысяч на сегодняшний денежный курс около двух рублей.
говорит о деньгах следующее: «Деньги, 200 000, взял на всякий случай и держал их в столе, ожидая или событий, то есть восстания в городе, или прихода Вячеславского, чтобы вернуть их, потому что после падения Кронштадта я резко изменил мое отношение к советской власти. С тех пор ни Вячеславский и никто другой с подобными разговорами ко мне не приходил, я предал дело забвению».
Вызывает недоумие и то, что с каждой страницей обвинение становится все более расплывчатым, а Гумилёв дает все более самообличительные показания, отвечает на незаданные вопросы. Вспомнил как-то лиц, якобы приходивших к нему с поручением: бритоголового незнакомца, передавшего ему привет из Москвы, таинственную пожилую даму, которая (тоже «якобы») предложила Гумилёву дать информацию о походе на Индию (?! — С.Л.) малоизвестного поэта Бориса Верина...
Но никто из них так и не был найден, никто не допрошен.
Тогда, может быть, Герман и Шведов подтвердили показания В. Таганцева и тем самым сообщили важные улики, которые привели к расстрелу поэта?
В деле показаний Германа и Шведова нет. И не может быть.
3.08.21 года. То есть обоих не было на свете еще до начала производства по делу Гумилёва...
Таким образом, только показания В. Таганцева, никем не проверенные, никем не доказанные, послужили обвинением.
Следователь Якобсон в обвинительном заключении заявил, что на первых допросах Гумилёв ни в чем не признался, а потом полностью подтвердил то, что ему было инкриминировано. С чего бы это? Ведь в деле не прибавилось ни строчки. И вдруг подстедственный стал признаваться... Может быть из личной симпатии к следователю?..
«... На основании вышеизложенного считаю необходимым применить по отношению к гр. Гумилёву Николаю Станиславовичу, как явному врагу народа и рабоче-крестьянской революции высшую меру наказания — расстрел.»
Еще раз цитирую этот невероятный документ, потому что в полном тексте в трех случаях из трех написано чужое отчество, потому что в нем следователь предлагал суду и органу, его заменяющему, свое мнение о мере наказания.
— в качестве надзорной инстанции — оперуполномоченный ВЧК.
Подпись отсутствует...
Все это и еще многое другое вошло в протест по делу...
30 сентября 1991 Генеральный прокурор СССР Н.С. Трубин дал протесту ход, состоялось заседание Судебной коллегии по уголовным дела Верховного суда РСФСР. Председательствовал на нем П. Луканов, а его сотоварищами были О. Полетаев и К. Гаврилин.
На обложке дела фамилия Гумилёва переврана (написано Гумелев).