Поиск по творчеству и критике
Cлово "DER"
Входимость: 3. Размер: 78кб.
Входимость: 1. Размер: 120кб.
Входимость: 1. Размер: 78кб.
Входимость: 1. Размер: 5кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 3. Размер: 78кб.
Часть текста: он жениху невесты, Дочери герою, супругу мужу, Днем и ночью он пируете с ними, Он, кому доверен Урук блаженный, Он, их пастырь, он, их хранитель, Он, прекрасный, сильный, он, мудрый. Мольба их достигла высокого неба, Небесные боги, владыки Урука, сказали Аруру: «Вот, создала ты сына, и нет ему равных, Но жестоко Гильгамеша, днем и ночью пируете, Жениху не оставит невесты и мужу супруги, Он, кому доверен Урук блаженный, Он, их пастырь, он, их хранитель». Внимает их просьбам Аруру, К Аруру великой они приступают снова: «Ты, Аруру, уже создала Гильгамеша, Ты сумеешь создать и его подобье, Пусть они состязаются в силе, а Урук отдыхает». Внимает Аруру и в сердце рождает подобие Ану, Моет руки Apypy, бросает пригоршню глины. И создает Эабани, героя, силу Ниниба. В волосах его тело, он носит, как женщины, косу, Пряди кудрей ниспадают, подобно спелым колосьям, Ни земли, ни людей он не знает, одет, как Гира, Вместе с газелями щиплет травы, Со скотом идет к водопою, С водяною тварью веселится сердцем. Один охотник, искусный ловчий, У водопоя его заприметил, Еще и еще раз у водопоя. Испугался охотник, его лицо потемнело, Опечалился сильно, горько...
Входимость: 1. Размер: 120кб.
Часть текста: несчастье и измены — Вот всё, что видела моя заря. Родился я к востоку от Йемена В семействе Годжра, Киндского царя. Но слишком дорогим я стал народу И должен был бежать, и много лет Ел хлеб чужой и пил чужую воду, Перед чужим шатром шептал привет. Я сделался поэтом, чтоб ласкали Меня эмиры, шейхи и муллы, И песни, мною спетые, летали По всей стране, как римские орлы. И как-то вечером на состязаньи Певец из племени Бену-Ассад (Как ненавистно мне это названье!) Запел и на меня направил взгляд: «Был Годжр из Кинда воин очень сильный, И сильно плачет Годжрова жена...». Я понял все, увидел столб могильный И умертвил на месте крикуна, Домой я моего погнал верблюда И мчался восемь дней и наконец Увидел: вместо башен камней груда, Обрывки шкур в загоне для овец. Тогда я, словно раненая птица, К Константинополю направил путь. Я думал: Кесарь может согласиться, Несчастному поможет как-нибудь. Шесть тысяч копий, да четыре луков, Да две людей, приученных к мечу, Да сколько надо для отрядов вьюков, Я попросить у Кесаря хочу. Евнух Зачем же Кесарь вмешиваться будет В пустые распри чуждых нам народов, Какую славу или прибыль может Он получить от этих малых войн? Имр Когда Бену-Ассад, народ коварный, Давно заслуженную примет часть, То вся страна, навеки благодарна, Клянусь, признает кесареву власть. Евнух Не знаю я, как отнесется Кесарь К завоеваньям часто ненадежным, Порою трудным и всегда ненужным, Но доложу. Быть может, ты слыхал, Что начали мы преобразованье Всех императорских постановлений В один обширный, полный свод законов, Дабы никто в народе не страшился Ни яда языка, ни злых коварств. К чему же нам теперь завоеванья? Но всё ж я доложу. Однако, прежде Ответь мне правду, ты не манихей? Как помышляешь ты о Воплощеньи? Имр В пустыне думать некогда о Боге, Там битвы, львы и зыбкие пески, Но я однажды видел у дороги, Как черный камень молят старики. Евнух Ну что ж! Язычник может быть крещен, Еретика...
Входимость: 1. Размер: 78кб.
Часть текста: эти поколения именами поэтов-зачинателей: первое — именами Константина Бальмонта и Валерия Брюсова, второе — именами Вячеслава Иванова, Андрея Белого и Александра Блока, третье — именем М. Кузмина. За каждым из вождей стоит целый ряд поэтов и писателей второстепенных, зараженных их новым и творческим восприятием жизни. В стороне останутся некоторые крупные предшественники современного литературного движения (Федор Сологуб, Зинаида Гиппиус). Для поэтов первого поколения (Бальмонта, Брюсова и их учеников) символизм был прежде всего освобождением от односторонней аскетической морали русской либеральной общественности. Из интеллигентского монастыря внезапно открылся выход в вольный и широкий мир: «Мир прекрасен! Человек свободен!» — так формулирует Вячеслав Иванов настроение первой эпохи символизма. Надо отдаться жизни и пережить ее до конца как можно более непосредственно, напряженно и ярко, вне разделений на добро и зло, на счастие и несчастие; в силе жизненного переживания заключается смысл и оправдание жизни: Будем как солнце! Оно молодое, В этом — завет красоты (1). Будем гореть ...
Входимость: 1. Размер: 5кб.
Часть текста: был он, безусловно, очень умен, с какими-то иногда даже гениальными проблесками и, этого тоже нельзя скрыть, с провалами и непониманиями самых обыкновенных вещей и понятий. Помню, как меня поразила его реплика, когда Мандельштам назвал одного из сотрудников «Всемирной литературы» вульгарным. – Ты ошибаешься, Осип. Он не может быть вульгарным – он столбовой дворянин. Я думала, что Гумилев шутит, но он убежденно добавил: – Вульгарным может быть разночинец, а не дворянин, запомни. Мандельштам обиженно фыркнул и покраснел. Сам он, понятно, дворянином не был. Конечно, это могло быть только позой со стороны Гумилева, но Мандельштам насмешливо подмигнул мне и сказал, когда мы остались одни: – Не без кретинизма ваш мэтр. Необразованным Гумилева назвать никак нельзя было. Напротив. Он прочел огромное количество книг, и память у него была отличная [23; 73–74]. Ольга Людвиговна Делла-Вос-Кардовская. В записи Л. В. Горнунга: Он поражал своей исключительной памятью и прекрасным знанием русской классической литературы. Вспоминается, например, как он однажды спорил с Анненским о каких-то словах в произведении Гоголя и цитировал на память всю вызвавшую разногласие фразу. Для проверки мы взяли том Гоголя, и оказалось, что Николай Степанович был прав [10; 190]. Ирина Владимировна Одоевцева: Он знал поэзию не только европейскую, но и китайскую, японскую, индусскую и персидскую. Неправильно также, что он ограничивался изучением одной поэзии. <…> Гумилев свободно, хотя и с ошибками – в них он не отдавал себе отчета, – говорил и писал по-французски. И читал даже стихи а livre ouvert[14] – трудных и сложных поэтов, как Heredia, Mallarmé, Rimbaud[15] – и переводил их, не задумываясь, очень точно. С английским дело обстояло хуже, хотя Гумилев провел несколько месяцев в Англии и рассказывал мне, что на большом обеде у какого-то лорда он рассказывал о своих путешествиях по Африке....